Таким образом, вырисовывалась как бы нанесенная пунк­тиром великая сеть эмпирического знания — знания неколиче­ственных порядков. И, может быть, не без оглядок, но настой­чиво проводимое единство Универсальной таксономии со всей ясностью обнаруживается у Линнея тогда, когда он предпола­гает во всех конкретных областях природы или общества най­ти те же самые распределения и тот же самый порядок 1. Пре­делом этого знания была бы совершенная прозрачность пред­ставлений по отношению к упорядочивающим их знакам.

1 Linn?. Philosophie botanique, § 155 et 256.

Г лава IV. ГОВОРИТЬ

1. КРИТИКА И КОММЕНТАРИИ

Для языка в классическую эпоху характерно одновременно господствующее и незаметное положение.

Господствующее постольку, поскольку слова получили за­дачу и возможность «представлять мысль». Но в данном слу­чае представлять не означает выражать, давая четкий пере­вод, изготовлять какой-то дубликат, который в своих внешних формах мог бы в точности воспроизвести мысль. Представление надо понимать в узком смысле слова: язык представляет мысль так, как мысль представляет себя сама. Для того что­бы образовать язык или вдохнуть в него жизнь изнутри, тре­буется не существенный и изначальный акт обозначения, а только существующая в сердцевине представления прису­щая ему способность представлять самого себя, то есть анали­зировать самого себя, располагаясь часть за частью под взгля­дом рефлексии, и отсылать себя к своему заместителю, кото­рый его продолжает. В классическую эпоху все дано лишь через представление; однако тем самым никакой знак не возни­кает, никакое слово не высказывается, никакое слово или никакое предложение никогда не имеет в виду никакого содержа­ния без игры представления, которое отстраняется от себя самого, раздваивается и отражается в другом, эквивалентном ему представлении. Представления не укореняются в мире, у которого они заимствовали свой смысл; сами по себе они вы­ходят в пространство, которое им свойственно и внутренняя структура которого порождает смысл. И здесь, в этом проме­жутке, который представление устанавливает для себя самого, находится язык. Таким образом, слова не образуют тонкой пленки, дублирующей мысль со стороны фасада; они призы­вают мысль, указывают на нее, но прежде всего изнутри, сре­ди всех этих представлений, представляющих другие представ­ления. Классический язык гораздо ближе, чем это полагают,

111

к мысли, которую он должен обнаружить, но он не является ей параллельным; он включен в ее сеть и воткан в саму ткань, которую она развертывает. Язык — это не внешнее проявление мысли, но сама мысль.