1 Бонне допускал разделение природы на четыре части: грубые неорга­нические существа, неодушевленные организованные существа (растения), одушевленные организованные существа (животные), организованные разум­ные существа (люди). См.: Contemplation de la nature, II p., ch. I.

2 Linn?. Systema naturae, p. 215.

191

об отношениях между восприятием подобия и законностью по­нятия. Как свидетельствуют Локк и Линней, Бюффон и Юм, в классическую эпоху критический вопрос — это вопрос обосно­вания сходства и существования рода.

К концу XVIII века появляется новая конфигурация, кото­рая, несомненно, полностью скрывает старое постранство есте­ственной истории от глаз современников. С одной стороны, кри­тика движется и покидает родную почву. В то время как Юм проблему причинности превращал в момент универсального во-лему синтеза многообразия. Тем самым критический вопрос с противоположных позиций. Там, где дело шло об установле­нии отношений тождества и различия на непрерывной основе подобий, он обнаружил противоположную проблему — проб­лему синтеза многообразия. Тем самым критический вопрос был перенесен с понятия на суждение, с существования рода (полученного анализом представлений) — на возможность связы­вать представления, с права именовать — на обоснование атри­бутивности, с именного сочленения — на само предложение и глагол «быть», который его полагает. Тем самым критика обоб­щается до предела. Вместо того чтобы иметь дело только с отношениями природы вообще и человеческой природы, она вопрошает саму возможность всякого познания.

Но, с другой стороны, жизнь в тот же период обретает авто­номию по отношению к понятиям классификации. Она избегает того критического отношения, которое в XVIII веке являлось составной частью знания о природе. Это означает два обстоя­тельства: жизнь становится объектом познания наряду со всем прочим, и в качестве такового она подпадает под действие лю­бой критики вообще; но в то же время она сопротивляется этой критической юрисдикции, принимаемой ею на свой счет и переносимой ею, от своего собственного имени, на все воз­можное познание. Таким образом, в течение всего XIX века — от Канта до Дильтея и Бергсона — критическое мышление и философии жизни находятся в позиции взаимной критики и спора.

1 Hume. Essai sur la nature humaine, Leroy, t. I, p. 80, 239 и сл.

192

Глава VI. ОБМЕНИВАТЬ

1. АНАЛИЗ БОГАТСТВ

Классическая эпоха не ведает ни жизни, ни науки о жизни, ни филологии. Существуют только естественная история и все­общая грамматика. Точно так же нет и политической эконо­мии, потому что в системе знания производство не существует. Зато в XVII и в XVIII веках было одно, все, еще знакомое нам понятие, хотя в наши дни оно и утратило свое главное значе­ние. Правда, в данном случае говорить о «понятии» было бы неуместно, поскольку оно не фигурирует в системе экономиче­ских концептов, которая под его воздействием стала бы не­сколько иной, ибо это понятие лишило бы эти концепты то­лики их смысла, покусилось бы на какую-то часть их сферы. Уместнее, пожалуй, было бы, следовательно, говорить не о по­нятии, а о некой общей области, о весьма однородном и хоро­шо расчлененном слое, включающем и охватывающем в каче­стве частичных объектов понятия стоимости, цены, торговли, обращения, ренты, выгоды. Эта область, почва и объект «эко­номии» классической эпохи, есть сфера богатства. В рамках этой сферы бесполезно ставить вопросы, возникшие в экономии другого типа, например организованной вокруг производства или труда; в равной мере бесполезно анализировать ее различ­ные концепты (даже и особенно, если их имя впоследствии сохранилось вместе с какой-то аналогией смысла), не учиты­вая систему, в которой они черпают свою позитивность. Это все равно, что намереваться анализировать линнеевский род вне области естественной истории или теорию времен у Бозе, не учитывая того, что всеобщая грамматика была историческим условием ее возможности.