– А что ж тут плохого? Нет, Хоакин, ты больной, больной человек! – Быть может, я и больной человек, но не в этом сейчас дело. Мне уже поздно лечиться. Но если я и в самом деле больной, как ты говоришь, ты должен пожалеть меня. Ведь это ты, Авель, отравил мне детство, ты преследовал меня всю жизнь… – Я? – Да, да, ты, и никто другой. – А я и не подозревал об этом. – Не притворяйся. Ты всегда меня презирал. – Послушай, Хоакин, если ты будешь продолжать, я и в самом деле уйду, потому что ты делаешь мне больно. Ты знаешь лучше всякого другого, что я не из тех, кто способен выслушивать подобные сумасбродные речи. Сходи в психиатрическую лечебницу, подлечись, а пока оставь нас в покое. – Вспомни, Авель, ты отнял у меня Елену только для того, чтобы унизить меня, оскорбить… – А разве ты не женился на Антонии?… – Нет, дело не в этом! Ты женился на Елене, чтобы унизить меня, оскорбить, насмеяться надо мной. – Ты болен, Хоакин, говорю тебе, ты болен… – Но ты еще хуже. – Да, здоровьем я куда хуже. Я знаю, что мне осталось жить совсем недолго. – Достаточно… – Значит, ты желаешь моей смерти? – Нет, Авель, нет, я вовсе не то хотел сказать… – И переходя на жалобно-просительный тон: – Уходи, уезжай отсюда, поселись где-нибудь в другом месте, оставь меня с ним… Не разлучай нас… Ведь тебе остается еще… – Вот на тот небольшой срок, который мне еще отпущен, оставь меня с ним. – Нет, ты отравляешь его своим лукавством, отучаешь от меня, учишь презирать меня… – Ложь, ложь, чистая ложь! Никогда он не слыхал и не услышит от меня ни одного дурного слова о тебе. – Довольно и того, что ты опутал его своей лестью. – И ты думаешь, что, если я уйду, перестану его видеть, он станет больше тебя любить? Нет, Хоакин, даже если кто и захотел бы – никогда бы не смог тебя полюбить… Ты отталкиваешь людей… – Вот видишь, видишь… – И если ребенок не любит тебя так, как тебе бы хотелось – а тебе хотелось бы, чтобы, кроме тебя, он никого не признавал, – это значит, что он что-то чувствует, чего-то боится… – Чего он может бояться? – спросил Хоакин, побледнев. – Заразиться твоей отравленной кровью. Тогда Хоакин поднялся, бледный, дрожащий, подошел к Авелю и обеими руками, словно двумя когтистыми лапами, схватил его за горло, прорычав: – Негодяй! Но ему тут же пришлось разжать пальцы: Авель вскрикнул, схватился руками за грудь и, едва успев прошептать; «Я умираю», испустил дух. Хоакин автоматически поставил диагноз: «Приступ грудной жабы, спасти невозможно, он уже кончился!» — 70 —
|