|
– Это совсем другое дело. – Он умер в тот момент, когда я схватил его за горло. Произошло это как во сне. Да и вся моя жизнь была сплошным сном, каким-то ужасным кошмаром, которые иногда одолевают нас незадолго до пробуждения, на рассвете, между сном и бодрствованием. Я не жил и не спал… Увы! Но нет мне и пробуждения. Я не помню своих родителей, не хочу их вспоминать и верю, что, умерев, и они забыли меня. Интересно, забудет ли меня господь? Быть может, вечное забвение было бы лучшим исходом. Забудьте меня, дети! – Никогда! – воскликнул Авель, целуя ему руку. – Брось руку! Она сжимала горло твоего отца в минуту его смерти. Брось ее! Но меня не бросайте. Молитесь за меня. – Отец, отец! – горестно шептала дочь. – Почему я был таким завистливым, таким злым? В чем я провинился? Каким молоком был вскормлен? Уж не было ли оно эликсиром ненависти? Кровавым зельем? Кто догадал меня родиться на земле ненависти? На земле, девизом которой является: «Возненавидь ближнего своего, как самого себя». Я жил, вечно ненавидя самого себя; здесь мы все ненавидим друг друга. Однако… Позовите ребенка. – Отец! – Позовите ребенка! Когда прибежал внук, умирающий попросил его подойти поближе. – Ты прощаешь меня? – спросил Хоакин. – Не за что тебя прощать, – вмешался Авель. – Подойди к дедушке и скажи «да», – приказала мать. – Да, – прошептал ребенок. – Скажи ясно, отчетливо, прощаешь ли ты меня? – Прощаю. – Только твое, одно твое – хоть ты и не знаешь пока, что такое разум, – только твое прощение мне и нужно, прощение невинного существа. И никогда не задавай своего дедушку Авеля, который делал тебе столько рисунков. Не забудешь его? – Нет! – Никогда не забывай его, сынок, никогда. А ты, Елена. Елена, потупив глаза, молчала. – А ты, Елена?… – Я, Хоакин, уже давно простила тебя. – Я не об этом. Я только хотел посмотреть на тебя рядом с Антонией. Антония… Несчастная женщина с мокрыми от слез глазами обняла мужа, словно желая защитить его. – Во всей этой истории ты была главной жертвой «Ты не могла меня излечить, не могла сделать меня добрым… – Но ведь ты был добрым, Хоакин… Ты столько перенес!.. – Да, перенес чахотку души. Но ты не могла сделать меня добрым, потому что я не любил тебя. – Не надо, Хоакин, умоляю тебя! – Нет, я скажу, я должен сказать и скажу здесь, перед всеми: я не любил тебя. Если бы я любил тебя, я излечился бы. Но я не любил тебя. И теперь мне очень жаль, что не любил. Ах, если бы можно было начать все сначала… — 72 —
|