И, даже когда ребенок засыпал, она продолжала держать его на руках и молилась, молилась. И ребенок poc, по мере того как росли «Исповедь» и «Воспоминания» его деда с материнской стороны и слава его второго деда – художника. А слава Авеля еще никогда не была столь громкой, как в ту пору. Казалось, что Авель Санчес очень мало интересовался всем, что не было связано с его репутацией художника. Но однажды он вгляделся внимательнее в своего внука. Как-то утром, увидев его спящим, Авель воскликнул: – Какая прелесть! – И, схватив альбом, начал делать набросок со спящего ребенка. – Как жалко, что со мной нет палитры и красок! Чего стоит только эта игра света на его щечке, так похожей на персик! А цвет волос! Локончики – прямо как лучики солнца! – Скажи, – спросил его Хоакин, – как бы ты назвал свое полотно? «Невинность»? – Пусть названия картинам дают критики, подобно тому как медики дают названия болезням, впрочем, не излечивая их. – А кто тебе сказал. Авель, что делом медицины является лечение болезней? – Так в чем же тогда заключается ее дело? – Знать их. Целью любой науки является знание. – А я-то полагал, что знание это только и нужно для того, чтобы лечить. Для чего же нужно было нам отведывать от плода познания добра и зла, если не для освобождения от зла? – А в чем заключается конечная цель искусства? Какова цель этого наброска с нашего внука, который ты сейчас закончил? – Конечная цель заключена в себе. Достаточно того что это красиво. – Что красиво? Рисунок или наш внук? – И тот и другой! – Ты, быть может, воображаешь, что твой рисунок красивее нашего Хоакинито? – Опять ты за свое! Эх, Хоакин, Хоакин! В этот момент вошла Антония, бабушка, вынула ребенка из колыбельки, прижала его к груди, словно желая защитить от дедов, и запричитала: – Ах ты мой сыночек, сынуленька, миленький ты мой ягненочек, солнышко этого дома, безвинный ангелочек! Пусть тебя не рисуют, пусть тебя не лечат, не для портретов и лечения ты родился… Брось, брось их с их искусством и с их наукой и пойдем со мной, твоей бабуленькой, жизнь моя, радость моя, котеночек мой! Ты моя жизнь, ты наша жизнь, ты солнышко этого дома! Я научу тебя молиться sa твоих дедов, и господь услышит тебя. Пойдем со мной, жизнь ты моя, невинный ягненочек, ягненочек божий! – И Антония даже не пожелала взглянуть на рисунок Авеля. XXXVIХоакин следил с болезненной тревогой за телесным и духовным развитием своего внука Хоакинито. Что из него выйдет? На кого он будет похож? Чья кровь возьмет верх? Особенно стал он пристально следить за ним, когда тот начал лепетать. — 67 —
|