– Похоже что у него что-то не в порядке с сердцем. – Не может быть! – Увы, организм твоего отца подточен годами, работой, понятно, что все это, вместо взятое, очень повлияло на работу сердечной мышцы, и однажды, совсем неожиданно… – Что – совсем неожиданно? – Это может принести вам, вернее – всем нам, большие огорчения. Я рад, что подвернулся случай сказать тебе об этом, я уже не раз подумывал… Предупреди мать. – Теперь понятно. То-то он часто жалуется на усталость, на одышку. Так, значит, это… – Именно это. Он попросил осмотреть его, но тебе ничего не говорить. Ему требуются полный покой и уход. И теперь часто случалось так, что, когда портилась погода, Авель не выходил из дому и требовал внука к себе. А это на весь день портило настроение другому деду. «Он хочет отучить его от меня, – размышлял Хоакин, – хочет отнять его любовь, хочет быть первым в его сердце, хочет отомстить за сына. Да, да, все это только из мести, только из мести. Он хочет отнять последнее мое утешение. Он снова становится тем Авелем, который еще в детстве отбивал у меня всех друзей». А в это время Авель не уставал повторять внучонку, чтобы тот любил своего дедушку Хоакина. – А я все равно люблю тебя больше, – сказал ему однажды внук. – Вот уж нехорошо! Ты не должен любить меня больше других: надо всех любить одинаково. Прежде всего папу и маму, а потом дедушек и бабушек, и всех их одинаково. Твой дедушка Хоакин очень хороший, он тебя любит, покупает столько игрушек… – Ты тоже покупаешь… – Он рассказывает тебе сказки… – А я люблю больше твои рисунки, чем его сказки. Ладно, нарисуй-ка мне лучше быка, лошадку и на ней пикадора! XXXVII– Послушай, Авель, – торжественно начал Хоакин, когда они как-то остались наедине, – я хочу поговорить с тобой об одной важной, очень важной вещи… Это вопрос жизни и смерти. – Хочешь поговорить о моей болезни? – Нет, но если угодно, о своей. – Твоей? – Да, моей! Хочу поговорить о нашем внуке. И чтобы не бродить вокруг да около, скажу: прошу, умоляю тебя, уходи отсюда, не возвращайся, забудь нас! – Я? Да ты с ума сошел, Хоакин? С чего вдруг? – Ребенок тебя любит больше, чем меня. Это ясно. Я не знаю, как ты этого добился… и не желаю знать… – Считай, что я приворожил его или опоил каким-нибудь зельем… – Не знаю. Ты делаешь для него рисунки – эти проклятые рисунки! – искусно завлекаешь его с помощью своего дьявольского искусства… — 69 —
|