|
– Послушай, дочка, – не раз говаривала она Хоакине, – старайся скрывать свое положение. Молоденькая женщина не должна выставлять свою беременность напоказ… Это выглядит вызывающе нескромно… – Скромно или нескромно, но я забочусь только о том, чтобы мне было удобно, а что обо мне подумают – меня не волнует… Находясь в положении, которое люди называют «интересным», я вовсе не намерена, подобно некоторым, скрывать то, что есть. Поверьте, все это нисколько меня не занимает. – А надо бы, чтоб занимало! Ведь мы живем в обществе… – Ну и что из того? Пусть люди знают… Вы, например, разве так уж боитесь стать бабушкой? – прибавила она не без ехидства. Елену даже передернуло при этом неприятном слове «бабушка»; тем не менее она сдержалась. – Видишь ли, по возрасту я… – сказала она, вспыхнув. – Конечно, по возрасту вы вполне могли бы стать матерью еще разок, – съязвила невестка. – Конечно, конечно, – растерянно пробормотала Елена обезоруженная столь неожиданной атакой. – Я ведь только потому так сказала, что на тебя все смотрят… – Нет, уж будьте спокойны, если и смотрят, то на вас. Вероятно, вспоминают тот великолепный портрет, то великое произведение искусства… – Я бы на твоем месте… – начала было свекровь. – Вы на моем месте, мама? То есть если бы вы были в таком положении? Так что же тогда? – Если ты будешь, дочка, продолжать в том же духе, то лучше давай вернемся домой, и я больше никогда не буду ни гулять с тобой, ни даже посещать твой дом… вернее – дом твоего отца. – Именно мой дом, мой и моего мужа, хотя, между прочим, это и ваш дом тоже… – Интересно, с каких это пор ты стала так умничать? – Умничать? Ах, да, настоящим умом наделены, конечно, другие! – Какова тихоня! А еще в монахини собиралась, покамест отец не выловил для нее моего сына… – Я уже просила вас не касаться этой темы. Мне лучше знать, как мы поженились. – Но мой сын тоже об этом кое-что знает. – Да, он тоже знает. И впредь, прошу, об этом ни слова. XXXIVУ Авелина и Хоакины родился сын, в жилах которого смешалась кровь Авеля Санчеса и Хоакина Монегро. Первая же распря разгорелась из-за имени, которым надлежало его наречь; молодая мать хотела, чтобы он звался Хоакином, Елена настаивала, чтобы его назвали Авелем, а Авель, Авелин и Антония решили в выборе имени положиться на решение Хоакина. И в душе Монегро разгорелась борьба. Столь простое, казалось бы, дело, как выбор имени новому человеку, разрослось у Хоакина до размеров какого-то таинства, какой-то вещей ворожбы, словно речь шла о будущей судьбе новорожденного, о его душе. — 65 —
|