|
Вот что дает понять в Канте его сопоставление с Плотином. б) Но так же во многом углубляется и наше понимание Плотина, когда мы начинаем сопоставлять последнего с Кантом. Именно - все, что у Канта носит характер "критики разума", то есть все, что имеет своею целью выведение трансцендентальных принципов a priori, все это у Плотина носит чисто онтологический, хотя от этого нисколько не менее априорный характер философии. Мы знаем, как излагается Кант в терминах Плотина. Но как излагается Плотин в терминах Канта? Ответив на этот вопрос, мы поймем Плотина в свете Канта, так как понимать, это и значит выражать что-нибудь при помощи нового материала. Поскольку "ум" есть "способность суждения", а "эйдос" есть "эстетическая идея" и "энергия" есть "воображение", мы должны теперь сказать так. У Плотина само бытие выходит из собственных недр и начинает оформляться. Оно оформляется так, что порождает из себя разум. Этот разум может быть теоретическим и практическим. Наиболее зрелая форма его наступает тогда, когда он, вбирая в себя всякое возможное инобытие, становится "способностью суждения", а именно, как сказал бы Кант, "рефлектирующей способностью суждения", то есть когда рассудок не судит о частном с точки зрения общего, но когда частное (инобытие) дано, а общего еще нет и его еще надо найти. Находя это новое общее, уже на основе рефлексии под инобытием, разум бытия обогащается и усложняется, он становится эстетическим. Но вот, мало и этого. Выйдя из своих недр и оформив себя в эстетическую идею, бытие, по Плотину, начинает и творить по этим идеям, то есть творить самого себя, но уже в виде произведения искусства. Бытие становится гением, а его продукты - воображением. Но его продукты есть ведь не что иное, как оно же само. Следовательно, само бытие переходит на ту стадию, где оно становится воображением. Софийный ум есть гений, а выразительно-энергийный ум есть выражение и, значит, воображение самого бытия, само бытие как воображение. Энергии, эманации Единого и суть воображение, исходящее из Единого, когда Единое - не объект воображения, а его единственный и абсолютный субъект, носитель. Единое начинает воображать; это значит, что оно изливается в инобытие бесконечно-мощными и вечными эманациями. Это значит, что существует космос, единственное, подлинное и абсолютное произведение искусства. Когда Плотин говорит о гении, то это - не тот маленький человеческий гений, о котором так гениально рассказал нам Кант. Это - космический принцип, принцип организации бытия; тут само бытие есть гений. И когда Плотин говорит об эманации, то это не те натуралистические, вещественные истечения, в свете которых всегда "понимался" неоплатонизм просветительской метафизикой. Это - чисто смысловые сущности, текучие сущности, синтез сущности и становления, когда из неподвижной сущность делается творящей и вечно играющей, но пребывая по-прежнему в сфере чисто умных потенций. Таким образом, если с чем сравнивать неоплатонические эманации Единого, io не с каким-нибудь извержением вулкана или водным источником, но именно с продуктивной способностью воображения у Канта, учитывая, конечно, всю опытную и стилистическую несравнимость обеих философских систем. — 566 —
|