|
“Познание добра и зла есть не что иное как аффект удовольствия и неудовольствия, поскольку мы сознаем его” (стр. 147). Оно (познание) “не может препятствовать никакому аффекту, оно способно к этому лишь постольку, поскольку он рассматривается как аффект” (стр. 150). Желание, возникающее из познания добра и зла, “может быть подавлено и ограничено другими желаниями, возникающими из волнующих нас аффектов” (стр. 151) или “желанием вещей, приятных для нас в настоящем” (стр. 151). Кажется, что все это очень сильно отдаляет человека от совершенства, однако самые сильные аффекты и желания, как раз не препятствуют, а покровительствуют добродетели. “Нельзя представить себе никакой другой добродетели первее этой (именно стремление сохранять свое существование)” (стр. 155). Но человек сохраняет свое существование тем успешнее, чем лучше разумеет, что для него полезно, а что нет, т.е. чем он лучше различает добро и зло, а это умение различать и есть познание. “Высшее благо для души есть познание Бога, и высшая добродетель - познавать его” (стр. 158). Далее Спиноза подробно исследует, что есть добро и зло. “Вещь не может быть для нас хорошей или дурной, если она не имеет с нами чего-либо общего” (стр. 158). Более того, вещь дурна для нас не через общность нашей природе, а через противность ей. А “поскольку люди подвержены пассивным состояниям, про них нельзя сказать, что они сходны по своей природе” (стр. 160), следовательно они “могут быть противны друг другу” (стр. 160). Сходны же люди только в том случае, если они “живут по руководству разума” (стр. 162). “Человек человеку - Бог” (стр. 163), - говорит Спиноза, предвосхищая Фейербаха. “Всякий, следующий добродетели, желает другим того же блага, к которому сам стремится, и тем больше, чем большего познания достиг он” (стр. 164). Спиноза далее разъясняет, что такое естественное и что такое гражданское состояние человека. В естественном состоянии каждый “по высшему праву природы судит о том, что хорошо и что дурно... Если бы люди жили по руководству разума, то каждый обладал бы этим своим правом без всякого ущерба для другого. Но так как люди подвержены аффектам, далеко превосходящим способность или добродетель человека, то легко они влекутся в разные стороны и бывают противны друг другу, нуждаясь между тем по взаимной помощи” (стр. 166). А поскольку “всякий аффект может быть ограничен только аффектом более сильным и противоположным ему... каждый удерживается от нанесения вреда другому боязнью большего вреда для себя. При таком условии общество может утвердиться только в том случает, если оно присвоит себе право каждого мстить за себя и судить о том, что хорошо и что дурно. А потому оно должно иметь власть предписывать общий образ жизни и устанавливать законы, делая их твердыми не посредством разума, который ограничивать аффекты не в состоянии, но путем угроз” (стр. 166). Насилие, таким образом, нужно там, “где люди не действуют разумно. Что ведет к жизни общественной, иными словами, что заставляет людей жить согласно, то полезно, и наоборот, дурно то, что вносит в государство несогласие” (стр. 169). — 30 —
|