Письмо и различие

Между слишком уж живой плотью буквального события и холод­ной кожей понятия пробегает смысл. Так он и проходит в книгу. Все

[94]

про(ис)ходит в книге. Все должно будет обитать в книге. В том числе книги. Вот почему книга никогда не окончена. Она всегда остается невостребованной, притушенной:

«— На моем столе лампа, а дом в книге.

— Наконец-то я буду жить в доме».

.......................................

«— Где находится книга?

— В книге».

Любой выход из книги наружу вершится в книге. Конец письма, не иначе, держится по ту сторону письма: «Письмо, которое заверша­ется самим собою, — всего лишь проявление презрения». Если оно не является разрывом самого себя, раскрытым к другому в признании бесконечного отделения, если оно — самосмакование, удовольствие писать ради того, чтобы писать, удовлетворенность художника, оно разрушает само себя. Оно синкопируется в округлость яйца и полно­ту Тождественного. Верно, что идти к другому — это также и отри­цать себя, а смысл отчуждается при переходе к письму. Дабы себя выс­казать, намерение себя превосходит и отрывается от себя. «Я ненави­жу произнесенное, где меня уже больше нет». Несомненно также, что не только конец письма выходит за его пределы, но и исток его все еще не в книге. Писатель, строитель и хранитель книги, держится при входе в дом. Писатель это провожатый, и в его судьбе присутствует пороговое значение. «Кто ты? — Хранитель дома. — ...Ты в книге?— Мое место на пороге.»

Но — и в этом суть дела — вся эта внеположность по отношению к книге, вся эта негативность книги проявляется в книге. В книге гово­рится о выходе из книги наружу, о другом и пороге. Другое и порог могут только писаться, признавать себя опять же в ней. Из книги вы­ходишь только в книге, поскольку для Жабе не книга находится в мире, а мир в книге.

«Мир существует, потому что существует книга...» «Книга — дело книги». «...Книга множит книгу». Быть означает быть-в-книге, даже если бытие — не та тварная природа, которую в Средние века часто называли Книгой Бога. Сам Бог появляется в книге, которая переплетает тем самым его с человеком, а бытие с самим собой. «Если Бог есть, то потому, что Он есть в книге». Жабе знает, что книга обложена и пребывает под угрозой, что ее «ответ — опять же воп­рос, что эта обитель беспрестанно под угрозой». Но книге может уг­рожать только ничто, небытие, бессмыслица. Если бы она началабыть, угроза — как в этом случае — была бы признана, произнесена, приру­чена. Была бы домашней и книжной.