|
[212]
пронизывает любую историчность»* и, в частности, «единство истории ego»**. Этот третий путь, который должен открыть доступ к эйдосу историчности вообще (то есть к ее телосу, ибо эйдос историчности, то есть движения смысла, движения по необходимости рационального и духовного, не может не быть нормой, больше ценностью, нежели сущностью), этот третий путь — не просто один из путей. Эйдетика истории — не просто одна из эйдетик: она охватывает целостность сущего. Действительно, вторжение логоса, сошествие к человеческому сознанию Идеи о бесконечной задаче разума происходит не только через ряд революционных переворотов, которые в то же время являются обращением к себе, разрывами предыдущей конечности, обнажающими могущество скрытой бесконечности и ссужающими свой голос ??????? безмолвия. Эти разрывы, которые в то же время оказываются совлечением покрова (и укрыванием, ибо исток сразу же прячется под покровом вновь открытой или произведенной области объективности), эти разрывы всегда уже о себе возвещают, признает Гуссерль, «в смятении и мраке», то есть не только в элементарнейших формах жизни и человеческой истории, но и, исподволь, в животности и вообще в природе. Каким образом подобное утверждение, ставшее необходимым благодаря и в самой феноменологии, может быть в ней целиком и полностью обосновано? Ведь оно касается уже не только пережитых феноменов и очевидностей. Разве то, что в строгой форме оно может заявить о себе лишь в стихии феноменологии, мешает ему быть уже — или все еще — метафизическим положением, утверждением метафизики, артикулируемой феноменологическим дискурсом? Я ограничусь здесь постановкой этих вопросов.
Итак, разум совлекает с себя же покров. Разум, говорит Гуссерль, есть логос, который творит себя в истории. Пронизывает бытие у себя на виду, имея в виду явиться самому себе, то есть в виде логоса высказаться и самому себя услышать. Логос — это речь как самоаффектация: вслушивание-в-свою-речь. Он выходит из себя, дабы вновь овладеть собой в себе, в «живом настоящем» самоприсутствия. Выходя из самого себя, вслушивание-в-свою-речь конституируется в историю разума обходным маневром письма. Таким образом оно отсрочивает себя, дабы заново себя освоить. «Происхождение геометрии» описывает необходимость этой экспозиции разума в мирской записи. Экспозиции обязательной для конституирования истины и идеальности объектов, но в то же время и грозящей смыслу внеположностью знака. В момент письма знак всегда может «опустошиться», ускользнуть от пробуждения, от «реактивации», может навсегда остаться взаперти и в
— 197 —
|