Но, боюсь, такое рассуждение неправильно. Ведь рассуждения, касающиеся страстей и поступков, внушают меньше доверия, нежели [сами] дела, а когда они к тому же не согласуются с тем, что люди видят, тогда, вызывая к себе презрение, губят заодно то, что в них истинного. Если у осуждающего удовольствия заметят однажды к ним тягу, кажется, что и он склоняется к ним, потому что таким, [притягательным], людям представляется всякое удовольствие, а разграничивать [притягательное и благо] большинству не свойственно. Вот почему истинные суждения, очевидно, исключительно полезны не только для знания, но и для жизни: Идя тем же путём, что сами дела, они внушают доверие и потому побуждают сообразительных жить, повинуясь им. Итак, довольно подобных рассуждений, перейдём к высказываниям об удовольствии. II. Евдокс полагал, что удовольствие есть собственно благо потому, что видел, как всё тянется (????????) к нему (и обладающее суждением (??????), и лишённое его (?????)), и потому, что во всём предмет избрания – это добро (?? ????????), причём наиболее [предпочтительно] наибольшее добро, а что всё обращено к одному, означает, что это для всех высшее благо, ведь каждое существо находит благо для себя так же, как пищу, но благо для всех и то, к чему тянутся все, – это, мол, собственно благо. Этим рассуждениям доверяли, скорее, благодаря добродетели [Евдоксова] права, нежели благодаря им самим, ибо [Евдокс] считался исключительно благоразумным мужем, а потому казалось, что он говорит это не как любитель (??????) удовольствий, но потому, что воистину так и есть. [Евдокс] полагал также, что [его учение] ничуть не хуже обнаруживает [свою истинность при рассуждении] от противного: Мол, страдания самого по себе все избегают и соответственно избирают его противоположность саму по себе, причём особое предпочтение отдаётся тому, что мы избираем не из – за другого и не ради другого, а таково, по общему согласию, удовольствие; действительно, никто не станет расспрашивать, «ради чего» получают удовольствие, подразумевая, что удовольствие избирают само по себе. Присоединение удовольствия к любому из благ делает благо более достойным избрания, скажем присоединение удовольствия к совершению правосудных дел (?? ?????????????) или к благоразумному поведению (?? ??????????), а ведь благо возрастает [лишь с добавлением] его самого. Таким образом, по крайней мере это рассуждение, похоже, представляет удовольствие одним из благ, но ничуть не более благом, чем [любое] другое: Всякое благо вместе с другими предпочтительней, чем одно. С помощью подобного рассуждения и Платон опровергает [учение], что удовольствие – это собственно благо: Он говорит, что жизнь, доставляющая удовольствие, при разумности больше заслуживает избрания, чем без неё, а раз такое соединение лучше, то удовольствие не является собственно благом, ибо собственно благо от присоединения к нему чего бы то ни было не становится более достойно избрания. Ясно, таким образом, что ничто другое, что становится более достойно избрания вместе с одним из благ как таковых, тоже не будет собственно благом. Что же тогда из того, к чему мы причастны, имеет такие свойства? Ведь именно такое – предмет наших изысканий. — 148 —
|