|
VII Целлер, единственный, кажется, из тех, кто говорил о Плотине, решился сказать о нем, что его философия порывает с традициями эллинства - и что "dem Philosophen das unbedingte Vertrauen zu seinem Denken verloren gegangen" (III2, 482).<<*221>> Но Целлер, по-видимому, не заметил, какое роковое признание скрывается в его словах. Значит, можно доверять, а можно и не доверять мышлению? Значит, разум тоже должен еще оправдаться, предъявить свой Rechtstitel, свой justus titulus? Гуссерль говорит: "wir werden uns nicht zu der ?berzeugung entschliessen, es sei psychologisch m?glich, was logisch und geometrisch widersinnig ist" (Log. Unt. II. 215).<<*222>> А меж тем именно то, что логически - нелепо, оказалось, как видно из примера Плотина, психологически, т. е. реально, возможным. Об этом добросовестный Целлер и свидетельствует. Иначе говоря, пределы возможного и невозможного устанавливаются не разумом. Над разумом есть судья и законодатель - и философия, раз она ищет ???????? ?????? (корней всего), никак не может оставаться разумной философией - она должна быть ???????? ??? ??? ???????.<<*223>> Но как уйти от разума и его власти, как добраться до истинных источников бытия? Мы помним, что "уйти" от разума Плотин не мог. Ему пришлось ??????? ???? ??? ????????, взлететь над знанием, покинуть ту почву, к которой разум нас приковывает. На рассуждениях и доказательствах не "взлетишь". Все, что хочет быть "выводом из посылок", мешает взлету. Нужно что-то другое, что-то совсем иного порядка, чем доказательства и лежащие в основе доказательств самоочевидности. Нужно ни с чем не сообразующееся, никого не спрашивающее, не оглядывающееся назад дерзновение. Только такое дерзновение, только неизвестно откуда пришедшая вера в себя и свое высшее назначение (me pr?stantioris sortis esse), вера, пришедшая на смену привитому мудростью смирению, дала Плотину смелость и силы начать свою последнюю и великую борьбу (???? ???????? ??? ???????) с тысячелетней традицией философии. Пока его запуганное, загипнотизированное, по 1000 чти парализованное мудростью Я в самоотречении видело свой высший идеал и, чтоб удостоиться похвалы мудрости, подавляло в себе все живые порывы - не плакало, не смеялось, не проклинало, - разум и разумные истины казались вечными и непреодолимыми. Но наступило пробуждение, рассеялись навеянные сном чары - и человек заговорил свободно и властно. Плотин не то что потерял доверие к разуму - он превратил разум в своего слугу и раба. — 201 —
|