|
VI Сам Паскаль это сделал - и в этом парадоксальность, но в этом и вся притягательная сила его философии. Похвалы и одобрения, порицания и упреки разума, того разума, quo nos laudabiles vel vituperabiles sumus и во власти которого, по учению стоиков и пелагиан, было возвысить или унизить человека, вдруг становятся для Паскаля ?????????, тем "безразличным", к которому эллинское миросозерцание относило все реальное. Summum bonum <<*138>> философов становится у него предметом постоянных и язвительных насмешек. "Ceux qui les croient sont les plus vides et les plus sots" (467),<<*139>> - говорит он в одном месте. В других местах он говорит не менее презрительно о summum bonum философов. Но наиболее поразителен, по своему особенно вызывающему тону и резкой форме, следующий отрывок: "les b?tes ne s'admirent point. Un cheval n'admire point son compagnon. Ce n'est pas qu'il n'y ait entre eux de l'emulation ? la course, mais c'est sans cons?quence; car, ?tant a l'?table, le plus pesant et le plus mal taill? n'en c?de pas son avoine a l'autre, comme les hommes veulent qu'on leur fasse. Leur vertu se satisfait d'elle-m?me" (401).<<*140>> Идеал стоиков - добродетель служит сама себе наградой - Паскаль находит уже осуществленным у животных. И бл. Августин, как известно, питал отвращение к стоицизму и всячески поносил его при случае и без всякого случая. Он не говорил, правда, как долгое время ему приписывали - virtutes gentium splendida vitia sunt,<<*141>> но ему принадлежит почти такое же суждение: virtutes gentium potius vitia sunt.<<*142>> И все же ему не приходило в голову искать и находить осуществление стоического идеала у животных: он был слишком кровно связан с древней философией, и его "христианство" было насквозь пропитано эллинизмом. И Паскалю, как мы помним, не так легко было вырваться из власти господствовавшей в его эпоху идеологии. Он смеется над стоиками, он возмущается "самодовлеющей" добродетелью или, выражаясь современным языком, "автономной моралью" - он находит, что ей место в конюшне, что она годится не для людей, а для лошадей, - но это ему не мешает провозглашать на каждом шагу принцип - le moi est ha?ssable ( 1000 455),<<*143>> в котором стоическая мораль выражается не менее адекватно, чем в высмеянном Паскалем принципе - la vertu se satistfait d'elle-m?me: ведь всякая мораль - древняя ли Эпиктета и М. Аврелия, новая ли Канта и Гегеля - черпает всю силу свою в ненависти к человеческому Я. Что же, Паскаль вслед за бл. Августином возвращается к морали? И к пелагианству? — 150 —
|