Интеллектуальные уловки

Весь объем критических рассуждений, представленных в книге Сокала и Брикмона можно поделить на две части. Первая представлена изысканием в различных текстах «постмодернистов» злоупотреблений научными теориями и понятиями. Вторая заключается в критическом рассмотрении той познавательной позиции, которая, по мнению Сокала и Брикмона, присуща постмодернизму как некоему устойчивому интеллектуальному множеству, и которая представляет опасность для науки. Первая часть носит охранительный характер: необходимо защитить науку от ее профанации и извращения в постмодернистских умствованиях. Сама наука представляется в виде некоей девственной природы, постоянно испытывающей натиск культурного разложения. «Злоупотребление» наукой приносит вред не только науке, но и философии, поскольку последняя таким образом теряет свою собственную научность. Обнаружение злоупотребления производится в режиме простой проверки: текст того или иного философа проверяется на соответствие научным стандартам использования тех понятий, которые в нем задействованы. Если обнаруживается некоторое отклонение от них — налицо факт злоупотребления. Естественно, трудно что-либо возразить против такой аргументации (например, если автор неправильно называет точно определенное математическое уравнение, это многое говорит о его общей эрудиции в данной области). По мнению Сокала и Брикмона, злоупотребление наукой прежде всего обессмысливает собственно философское содержание анализируемых ими текстов. Ясно, что философы не занимаются наукой в прямом смысле этого слова, но неправильное использование научных терминов или теорий тем самым еще не оправдывается, ведь просто текстовое или метафорическое их использование должно было бы, опять же по мнению Сокала и Брикмона, привести к некоторому смысловому приращению текста. А в том случае, когда, например, структура невроза отождествляется со структурой тора, такого приращения явно не наблюдается.

Конечно, если принимать весь набор базовых предпосылок Сокала и Брикмона, то с их разоблачением злоупотреблений нельзя не согласиться. Эти предпосылки, естественно, представляют из себя обычно непроговариваемое убеждение науки, противопоставляющее «серьезную» теоретическую работу простой игре словами. Не вдаваясь в подробности самого этого теоретического различения (то есть различения, отличающего теорию от всего иного), можно заметить, что вся работа Сокала и Брикмона сводится к восстановлению и удержанию этого различения, которое и в самом деле было подвергнуто тщательному исследованию в «постмодернистской» философии (наравне с различиями чистого знания и нечистого, трансцендентального и эмпирического, эпистемы и доксы). Но аргументация Сокала и Брикмона, чтобы оставаться значимой, должна не проводить это различие, а исходить из него. В действительности, проблема заключается в том, что такого рода аргументация не доказывает валидность различения строго теоретического и «доксально»-несерьезного, покуда само оно является основой всей аргументации. Иначе говоря, Сокал и Брикмон не приводят свидетельств в пользу строгости различения строгости и не-строгости, а заранее приняв его в качестве само собой разумеющегося, прилагают его к критикуемым текстам. Естественно, их проблема носит универсальный характер: если принимать указанное различие, то появляется возможность проведения определенного рода аргументации (а в пределе — и аргументации вообще), но она ничего не говорит о необходимости и устойчивости такого различения. Трудность незамысловатых рассуждений и проверок Сокала и Брикмона в том, что их цель — восстановление наук — осуществляется из уже как бы восстановленной науки, под прикрытием надежных тылов. В этом смысле они не только не попадают в цель, но просто упускают ее: не возвращаясь к цели спора — необходимости строго научного теоретизирования — они сразу же принимают ее как нечто данное и с такой позиции пытаются развенчать претензии «постмодернистов». Тем самым предполагается, что различение «строго-научного» и «не-строго-не-научного» само по себе ни в какой защите не нуждается (а это, с точки зрения философии и есть самый важный вопрос); более того, сама критика Сокала и Брикмона, больше всего напоминающая профессорскую проверку зарвавшихся и невежественных студентов, предполагает, что и философия столь же наивно принимает то различие, которое оказывается чем-то вроде common sense науки. Не стоит полагать, что все решается путем аргумента самоопровержения или аргумента последнего основания (который был введен, в числе прочих, К.-О. Апелем, для решения проблемы «Зачем быть рациональным?»). В самом деле, замечаемая противоречивость положений постмодернистов, когда, они, например, пытаются поставить рациональность под вопрос рациональными же средствами, не учитывает того, что она работает как средство исключения из сообщества ученых (в идеальном смысле) тех, кто в него входить уже не может. То есть тезис о самопротиворечивости значим лишь в отношении тех, кто уже принял проект науки как таковой. На это можно было бы возразить, что о тех, кто его не принимает, и говорить нечего. Похоже, что Сокал с Брикмоном так и полагают: la science ou la mort. Постмодернизм как враг науки (пока неважно, мнимый или действительный) сам принимается за науку, дабы с ним можно было хоть как-то иметь дело. Только в таком случае он (также, как и философия вообще) может быть представлен в виде плохой науки. Заметим еще раз, что исток такого представления кроется в пропуске фундаментального различия между наукой, принимающей условия своей деятельности в качестве чего-то само собой разумеющегося и жизненно необходимого, и философией, которая в состоянии проанализировать сами эти условия, пусть такое предприятие и окажется гораздо более опасным и гораздо менее перспективным, нежели наука.