Лицо и душа. Тело построяется душою. Я не знаю, на кого смотрю, но более или менее знаю. Оно являет себя в себе самом, во всем своем творчестве, но все это—проявление, а не душа, а лишь ее строительная деятельность. Все—ее символ. Тело—символ души2. Смотря на лицо, я говорю: вот мой брат, близкий мне человек и т. п. Дальше, смотря на фотографическую карточку, могу сказать: вот мой брат. Эта фраза с точки зрения символической верна, а с позитивной—нет: это—картон. ного состояния. Без слова человек, возможно, мог бы помешаться («слова любви, не высказанные мною, горят внутри и жгут меня»), но его аффект разряжался выкриком и в говорение слова выливалось все, что мог дать человек (1918)». 1 На полях запись: «На пути искания новой науки была постигнута всеобщая связь отдельных элементов космоса, всего бытия, даже между отдельными планами бытия». 2 На полях запись: «Каждое явление—символ других, выявляет их в себе, а не внешне связано. Важное значение понятия символа. Проявляясь сквозь другое, элемент не уничтожает его. Лицо и душа—конкретный пример символизма. Я отчасти знаю сокровенные недра другого человека. Что такое символ? Напр<имер>, лицо и душа. Душа строит тело. Как я знаю другого человека? В том, что не есть он сам,—в звуках голоса, в интонации, в движениях. Это все—проявления, а не сама душа. Я всегда имею дело с строительною силою души человека, а не с самой сущностью. Символы реальности можно называть именем реальности». 1 Фотография—проявление тела, а тело—проявление души человека. Деятельность души (человека) и здесь—в фотографии— проявляется, хотя и более отдаленно, чем тело. А так как я не знаю сущности человека, а только его деятельность, то я вправе сказать про фотографию: вот мой отец; и житейская фразеология признает это. Иначе совсем не пришлось бы говорить об отце, а только: это вот его кожа, кости, мускулы и т. д., но не он сам. В возрожденском мировоззрении нет почвы для понимания религии, так как в его опыте нет элементов, которые позволяли бы ее признать. Религию сводили к морали или индивидуальным чувствам, а мораль становилась формальной1. Сейчас— возврат к детству, <к> детским слоям понимания, к средневековой культуре. Культура детского сложения духа, делается понятна детская психология. Мир снова начинает принимать мистический характер. Сейчас интересно отметить один момент: это обнажение внутренних корней, внутренней жизни. Платонизм недостаточно понят. Под ????? ???????66* Дельфийского храма разумеется сократо-платоновское познание в себе человека, а не познание себя лишь только как пучка физических состояний. Задача самопознания — открыть в себе подлинный человеческий лик, познать субстанцию, а не субъект, геометрический центр позитивистических явлений. Субстанция—творческая производительная причина. Я знаю, что ничего не знаю, все ирреально, все—не я, все—пустота. Все знание, пока не дана онтологическая опора, призрачно2. Но вот в глубине существа—??67* — Ты еси, вот единственное подлинное знание, на котором можно все построить3 подобно тому, как у Декарта: cogito, ergo sum68*. — 355 —
|