Биологическая задача Ветхого Завета—выделение чистых ген, святого семени. Если при грехопадении к человеческой природе примешались гены греха, то в первом же поколении произошло их расщепление на Каинитов и потомков Авеля. Подобно тому как загрязненная белая ткань при промывке постепенно белеет, а грязь уносится, так и человечество все очищалось, чтобы породить вершину человеческой чистоты— Богоматерь, а грешные ветви обламываются под тяжестью греха и гибнут. Замечено тяготение родов к родам, имеющим гены одного и того же характера,—алкоголизма, психоза и т. д.,—т. е. алкоголик стремится жениться на алкоголичке, человек, расположенный к психическим заболеваниям, тоже и т. д. Іены скапливаются, а то, что остается, остается очищенным3. Задача Ветхого Завета—обособление, все более и более узкое, клонящееся к тому, чтобы выделить биологическую ось мира, линию очищающихся ген; кряж истории—генеалогия видах—сближение с Библией. Можно говорить только о доисторическом существовании чистых видов—платонические идеи,—которые перемешались, но потом очищаются». 1 В тексте ошибочно: «Рондо». 2 На полях запись: «Ученые—букеты представителей известных ген». 3 На полях запись: «Отбрас<ывается> во все стороны дурное. Середина светлеется. И так скапливаются дурные гены и истребляются. Остается более очищенное». 1 Иисуса Христа. Хотя получается утончение нити, зато чистейший плод. В современной философии возрождается направление, отвергнутое Ренессансом. Форма является все более и более, как имеющая реальность, и является вдруг, а не по частям. Обнаружено явление корреляции: форма не может быть изменена в одной части, не меняясь вместе с тем и в других сторонах, хотя бы и отдаленных. Изменение одних признаков влечет вместе <с этим)1 и изменение других2. В теории чистых линий процесс природы объясняется из первообразов. А даны ли первообразы или созданы Божественным творчеством—мы не знаем. И вот форма, которая казалась раньше чем-то расплывчатым и уничтожающимся, оказывается крепче меди, аеге perennus28*, а то, что представлялось устойчивым и незыблемым,—слабым и распадающимся. Железная подошва стирается, а пятка—такая, по-видимому, нежная и мягкая—только крепнет. Буря ломает то, что кажется самым надежным, а радуга стоит и не уносится. Но может быть, мне скажут, что радуга—не реальна. Это—не так. Радуга есть какая-то реальность. Чем предмет духовнее, тем прочнее, чем перстнее, тем неустойчивее. Но может быть, атомы—устойчивее: они ведь абсолютно несложны и неизменны? Ничуть не бывало: они тоже разлагаются3. Казалось бы, что последняя характеристика всего есть масса, но и масса разделяется на то, что уже не есть материя. Закон о постоянстве количества материи опровергнут4. Казалось бы, что, может быть, устойчива энергия или— по крайней мере—соотношение энергий, что всегда все бывает одно и то же и так же и т. д., а оказалось, что жизнь мира—не правильное и ровное течение, а скачки, постоянное изменение. — 328 —
|