Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 2

1

лишенная этого кислорода, философия задыхается, а затем увядает и гибнет. Европейская философия вышла из рук Пла­тона.

Но откуда сам он взял свою мысль об эросе, как познава­тельном начале философии? Откуда явилось у него представле­ние о непосредственном касании к самой сути вещей, к их таинственной душе? Как возникло это почти безграничное ото­ждествление слова и мысли (Soph 263е; Phad 99 d, іе)? Каким путем пришел Платон к своему царству во-истину-сущих, неиз­меняемых, имматериальных, самих по себе прекрасных, вечных, находящихся в «умном месте» образов сущего, познавая кото­рые в эросе мы владеем ключом к отверзению всех тайн мира? И почему седою древностью веет от этих концепций филосо­фа? Почему они всегда современны? Это—темные вопросы. Но, кажется, менее всего справедливо обычное объяснение, видящее в платоновских «идеях» илостазированные «поня­тия» Сократа. «Сократ, мол, учил о родовых понятиях; а Пла­тон взял да превратил их в метафизические сущности». Как это просто!—и как это нелепо психологически!

Глубоко-уважаемые слушатели! Не стану излагать плато­новского учения: Вы и без меня знаете его. Но мне кажется уместным исполнить сыновний долг дальше,—глубже проник­нуть в «книгу родов» нашей Школы. При этом я надеюсь показать Вам корни платонизма, которыми он привлекает к се­бе почвенную влагу обще-человеческих верований. В этой по­чвенности платонизма, мне кажется, и завита причина его вечности. Ведь Платон—не плод школьной философии, а цветок народной души, и краски его не поблекнут, доколе будет жить эта душа.

Вопросом «Откуда происходит платонизм?» спрашивается вовсе не то, каковы исторические влияния и связи, обус­ловившие возникновение его. Выяснять исторические влия­ния в большинстве случаев дело столь безнадежно темное, что делается оно посредством многих насилий над историей. Но есть и иной смысл вопроса «откуда?», а именно: «Из каких данных сознания? Іде эти данные проявили себя в своей первич­ной грубости? Где они более ярки?»

Если Вы согласитесь на такую постановку вопроса, то ответ мой краток и прост. «Магия»—вот то единственное слово, которое решает платоновский вопрос. Или, если хотите более современного слова, то это будет «оккультизм». Но не ду­майте, что я хочу говорить Вам о чертях или ведьмах. Меня, как историка, вопрос о их реальности нисколько не касается. Пусть нет леших и русалок;—но есть восприятие их. Пусть нет власти заклятий и заговоров;—но есть вера в нее. Как мне, так и Вам дан факт—миро-ощущение и миро-воззрение мага. Этим-то