|
1 друг друга. 3. назначенное время, установленный день. 4. праздничный день. Собственно философское пользование словом термин введено преимущественно Аристотелем. «Термином» (????, terminus) суждения у него называются подлежащее и сказуемое суждения—логический субъект и логический предикат 66. Понятно, почему это так: подлежащее и сказуемое суждения ведь определяют собою размах мысли, тот, который допускается и предполагается актом суждения. Из беспредельной возможности в неопределенных блужданиях мысль, актом суждения, самоограничивается, сжимается, заключает себя в амплитуду подлежащего—сказуемого. Ибо подлежащее есть то, на чем говорящий желает сосредоточить внимание, а сказуемое—то, что именно должно открыть внимание в предмете своем.— Между тем, о чем мы говорим, и тем, что мы говорим, содержится весь простор мысли, т. е. оттенков и ограничений дальнейших, выражаемых обстоятельствами. А т. к., далее, логическое сказуемое и логическое подлежащее могут быть сложными, то каждая из составных частей их сама может получить наименование термина. Так пользуются словом термин философы. По Г ё к к е л ю, называвшему себя Іоклением67, terminus есть «oratio rei essentiam significans—речение, обозначающее сущность вещи». По Гу ? б е -? л е ? у, «речение (sprachlicher Ausdruck) содержит понятия посредством слова. Поскольку это последнее в человеческом пользовании взаимно отграничивает понятия и таким образом намечает границу, как пограничный знак, оно называется в философском словоупотреблении термином»68.—По Г ё ? л е ? у, научные термины суть «слова, значение коих—понятия»69. XII. Итак, в приложении к философской и научной речи понятно словоупотребление: термин, terminus, ????. Это какие-то границы, какие-то межи мысли. В неопределенной возможности, мысли пред-лежащей,—двигаться всячески, в безбрежности моря мысли, в текучести потока ее, ею же ставятся себе твердые грани, неподвижные межевые камни, и притом ставятся как нечто клятвенно признанное нерушимым, как е ю же установленные, т. е. символически, посредством некоторого сверх-логического акта, волею сверх-личною, хотя и проявляющеюся чрез личность, воздвигнутые в духе конкретные безусловности: и тогда возникает сознание. Нет ничего легче, как нарушить эти границы и сместить межевые каміш. Физически это—легчайше. Но для посвященного, они табу для нашей мысли, ибо ею же в этом значении и установлены, и мысль знает в них хранителя ее естественного достояния и страшится нарушать их, как залоги и условия собственного сознания. Чем определеннее, чем тверже—мыслию же поставленная препона мысли, тем ярче и тем синтетичнее сознание. По — 175 —
|