Сочинения в четырех томах. Том 2

— То есть свет, говоря по-иконописному. Я очень обращаю внимание твое на этот замечательный термин: икона пишется на свету и этим, как я постара­юсь выяснить, высказана вся онтология иконописная. Свет, если он наиболее соответствует иконной тради­ции, золотится, т. е. является именно светом, чис­тым светом, не цветом. Иначе говоря, все изображения иконы возникают в море золотой благодати, омываемые потоками Божественного света. В лоне его «живем и дви­жемся и существуем»132*, это он есть пространство под­линной реальности. И потому понятна нормативность для иконы света золотого: всякая краска приближала бы икону к земле и ослабляла бы в ней видение. И если творческая благодать — условие и причина всей твари, то понятно, что и на иконе, когда отвлеченно намечена или, точнее, преднамечена ее схема, процесс воплоще­ния начинается с позолотки света. Золотом творческой благодати икона начинается, и золотом же благодати ос­вящающей, т. е. разделкой, она заканчивается. Писание иконы, этой наглядной онтологии, повторяет основные ступени Божественного творчества: от ничто, абсолютного ничто, до Нового Иерусалима, святой твари133*.

— Мне тоже приходило в голову подобное соображе­ние. Но знаешь ли... наоборот: мне казалось, что онто­логия церковная и платоновская так чрезвычайно близки к процессу иконописи и отчасти древней живописи, что эту близость непременно приходится как-то объяснять. И я, зная, что вообще платонизм ориентируется на Культе, что его терминология чаще всего есть термино­логия мистериальная, что его образы имеют посвяти­тельный характер и что Академия как-то связана с Элев­синиями, я думал видеть в основных онтологических построениях древнего идеализма перенесение на небо — художественного творчества земных художников. Не есть ли, хочу сказать, самая онтология только теоретическая формулировка иконописи?

— Если говорить о глубочайшем внутреннем сродстве того и другого, то это так; но ты ведь знаешь, я по суще­ству враждебен мысли о выводимости друг из друга раз­личных деятельностей, да им и не было бы нужды пред­ставляться различными, если бы они не были таковыми на самом деле, т. е. возникшими не друг из друга, а из одного общего корня. Мне думается, одна и та же ду­ховная сущность раскрывается как в теоретической

1

формулировке — этой иконописи понятиями, так и в письме красками — этом умозрении наглядными образами 1*4* Но во всяком случае есть такой паралле­лизм. Когда на будущей иконе появилась первая кон­кретность, первая и по достоинству и хронологически,— золотой свет, тогда и белые силуэты иконного изобра­жения получают первую степень конкретности: до сих пор они были только отвлеченными возможностями бы­тия, не потенциями в аристотелевском смысле, а только логическими схемами, небытием в точном смысле слова, ?? ??? ?????.