Сочинения в четырех томах. Том 2

Не поспешил ли А. М. назвать соловьевскую точку зрения жизни биогенетической (стр. 173 и др.), решив, что Соловьев говорит не о ???, а именно о ????! Ведь, по Соловьеву, нет жизни только биологической: всюду проявления действия Логоса, всюду зачатки духовной жизни. Об этом отчасти говорит и сам А. М. В частно­сти, несправедлив он в отношении Соловьева и в упре­ках в неведении мистики, хотя Соловьев грешил скорее в сторону противоположную; несправедлив А М. и в своих доказательствах против Соловьева (стр. 51), что Церковь не стала бы особенно чествовать «незначительное собы­тие», каковым якобы признает Воскресение Соловьев,— кстати сказать посвятивший ему столько размышлений. Если беспристрастно взять воззрения Соловьева, то они есть именно то самое, о чем говорит А. М. в своей теории третьего откровения: ведь и по Соловьеву, появление в мире прославленной твари вовсе не есть самопроиз­вольный плод эволюционизма, а есть новое и решитель­ное откровение Бога-Слова-Логоса миру. Вся история мира, по Соловьеву, есть именно ряд откровений,— как и для А. М.

А. М-чу, по ходу его изложения, требовалось пред­ставить тип натуралистической концепции Воскресения. Но вместо того, чтобы препарировать Соловьева, не проще ли было бы ему взять кого-нибудь более иду­щего к этой задаче, напр. Генри Друммонда или, пожа­луй, ?. Ф. Федорова, с его тяготением в сторону натура­лизма 34* Вообще, историческая часть А. М-ча изложена изящно, но по содержанию представляется мне случайной и слишком скудной. Не видно, чтобы на изучение истории обсуждаемых им вопросов он затратил много усилий.

1

Поражает, что он так невнимателен оказался к библей­скому и святоотеческому термину и понятию славы Бо­жией, на котором строил всю свою теорию. Неужели не составляло для него обязанности изложить библейское и святоотеческое учение о предмете, бывшем предметом споров и пререканий?

Далее, в книге А. М-ча портят впечатление многие неточности, мелкие ошибки, изобилие иностранных слов, употребляемых им часто не только без нужды, но и своевольно, образы и сравнения, не всегда выбранные со вкусом и осмотрительностью, предложения, непра­вильно построенные и под. Все это не имеет существен­ного значения; но хотелось бы, чтобы книга о высоком предмете и ставящая себе высокие задачи сама была на высоте, которой Автор отлично мог бы держаться, если бы захотел быть более осторожным. Чтобы не быть голо­словным, приведу примеры:

А. М. слишком увлечен стремительным полетом со­временного естествознания и потому слишком доверчиво опирается на естественнонаучные теории и на так назы­ваемое «естественнонаучное мировоззрение». Уже было сказано, что в связи с этим стоит, как полагаю, и его уклон к кенотизму. Но это же сказывается и в частно­стях. Так, на стр. 48 он возражает против соловьевского понимания Воскресения, именно против его посылки о движении мирового процесса в сторону преодоления смерти, ссылаясь на бесконечную малость части космоса, «называемой «землею»». По существу дела А. М. пусть будет прав, но почему против недоказанного положения Соловьева А. М. выставляет отнюдь не более доказанную посылку о бесконечности мира? И он не может даже со­слаться на то, что его утверждение есть лишь отвод соловьевского, ибо на стр. 176 он уже не полемически заявляет: совсем в духе «Пасхального Письма» Вл. Со­ловьева: «Мы видим, как на одной земле, атоме мирозда­ния, не говоря о других, неизвестных нам мирах, мно­жится с каждым моментом число живых существ, ширится захватываемый ими район, продолжает разви­ваться первоначально непосредственный акт божествен­ного творчества». Итак, он упрекает Соловьева за учение его о жизни на земле и делает подобное же утверждение о мирах «нам неизвестных», хотя, казалось бы, как гово­рить о неизвестном, да и откуда известно А. М-чу, что земля — «атом мироздания»?