Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре

8.1.3. Деревня и город

В разных слоях общества снижение роли мужчины и перераспределение гендерных ролей объясняется действием разных механизмов. Ярче всего оно проявляется в социальных низах.

Впрочем, здесь необходимо оговорить: о деревне речи нет. Для нее история застыла; и способ производства, и весь уклад ее жизни даже во время первых буржуазных революций мало чем отличается от того, что застают еще римские легионы. Не случайно именно деревня практически повсюду становится оплотом так называемой реакции. Но ведь никакой другой, кроме патриархального, способ существования ей неизвестен, она просто продолжает подчиняться тому программному коду жизнеобеспечения, который складывался еще на заре цивилизации.

Разумеется, это не значит, что в ней не меняется решительно ничего, просто развитие технологии сельскохозяйственного производства и отвечающего ей образа деревенской жизни, по меньшей мере на несколько столетий, отстает от города. Вместе с ними застывает и история деревенской семьи,— она продолжает оставаться составной частью единого патриархального «дома» своего сеньора даже там, где сеньориальное устройство переживает кризис. Правда, мы видели, что к Новому времени феодальные отношения, которые приходят на смену правам paterfamilias, простиравшимся не только на самого крестьянина, но и на его жену и детей, начинают отмирать и в деревне. Но, как правило, это касается только «деревенской аристократии», ибо еще в конце XV века требуются специальные королевские указы (Фердинанд Католик, 1486 г.), запрещающие господину «пользоваться против воли дочерью или сыном крестьянина, за плату или без платы»[466]. Не трудно понять, что самый факт их издания говорит о весьма широком распространении еще не избытых патриархальных порядков. Культурная традиция долгое время сохраняет даже память о праве сеньора на первую брачную ночь (кстати, в упомянутом указе речь идет и о нем). Во всяком случае, крестьяне графа Альмавивы специально собираются у замка, чтобы благодарить своего великодушного господина за добровольный отказ от древнего обычая. Правда в 1784 году, всего за пять лет до Великой Французской революции, право ритуальной дефлорации кажется диким анахронизмом даже самому графу, и вместе с тем никому из зрителей не приходит в голову спрашивать о том, что это такое. (Историки спорят о том, существовало ли оно на самом деле, но уже тот факт, что стержень драматургической интриги не требует никаких пояснений, говорит о том, что оно вовсе не было фикцией.)

Только семья состоятельного виллана выходит из состава большого феодального «дома» и становится самостоятельной величиной, уклад которой крепится исключительным авторитетом мужчины. Но даже в брачных союзах остающихся зависимыми от сеньора крестьян, в не обладающих собственным суверенитетом, маленьких клетках единого патриархального организма его «дома», дистанция между мужчиной и женщиной никуда не исчезает. Словом, во всех слоях деревни женщина остается на вторых ролях, мужчина же — главным фигурантом ее жизни, и это объясняется прежде всего тем, что именно он остается и монопольным носителем ядра информационной базы жизнеобеспечения, и ключевым агентом межпоколенной коммуникации.