|
Только отчужденное знание дает возможность стандартизации и широкому тиражированию артефакта. Отделение ремесла от искусства происходит на этой почве. Долгое время то и другое даже обозначаются одним понятием. По существу, Средневековье наследует античные представления об искусстве; для него искусство — это свод правил, с помощью которых можно создавать те или иные вещи. Как не отличается оружие от прославляющей его песни, не отличаются друг от друга поэт и кузнец. И тот, и другой — artifex (творец, создатель), каждый исправляет природу или в чем-то дополняет, совершенствует ее. Но такой взгляд возможен только там, где остается уникальным результат «дела», где тайна понимания его существа умирает в самом мастере. Поэтому необходимость точного воспроизводства, широкого тиражирования артефакта не может не проводить разграничительную черту между ними. Поддающееся воспроизведению изделие перестает быть предметом искусства, процессы же переустройства города и деревни порождают потребность в неограниченном его тиражировании. Именно благодаря «слову», иначе говоря, отчужденному формализованному знанию, которое встает между замыслом и «делом», непосредственный исполнитель не им рожденного смысла, за редкими исключениями, перестает быть художником. В ремесле уже не видится связь с чем-то возвышенным и потусторонним. Да и в общем массиве производимых человеком вещей произведения подлинного искусства становятся исключением. Таким образом, основной массив материализованных результатов «дела» постепенно становится обыкновенным ширпотребом, а с ним и само «дело» — лишенной искры творчества обыденностью. На волне отделения ремесла от искусства, противопоставление извне заданной производственной рецептуры непосредственному изготовлению артефакта, «слова» «делу» обретает фундаментальный характер, становится элементом общего мировосприятия. Переосмысление Евангелия от Иоанна расставляет новые акценты, которые закрепляют за реальной действительностью производный, вторичный характер: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть»[468]. Уже само по себе это делает противопоставление «слова» «делу» не пустым звуком. К Новому времени это отношение их друг к другу становится аксиоматикой. А значит, и «слово» человека, созданного по образу и подобию Бога, становится образом и подобием Его Слова. Отсюда и роль демиурга в социальном мире остается только за тем, кто создает значения, смыслы, а вовсе не «вещи». «Дело» и его результат, «вещь», лишь воплощают уже созданное кем-то другим, поэтому любой непосредственный исполнитель становится вторичной фигурой,— никто не помнит строителей, но все знают архитектора, только скульптора ждет слава, формовщик и литейщик остаются в безвестности. — 264 —
|