|
19. Если слабеет любовь, то быстро она гибнет и редко возрождается. 20. Кто любит, того робость губит. 21. Истинная ревность сугубит страсть любовника. 22. Подозрение, павшее на солюбовника, сугубит ревность и страсть любовника. 23. Кто терзается любовным помыслом, тот мало спит и мало ест. 24. Всякое деяние любовника устремлено к мысли о солюбовнике. 25. Истинный любовник во благо только то вменяет, что мнит быть по сердцу солюбовнику. 26. Любовь любви ни в чем не отказывает. 27. Любовник от солюбовника никакими утехами не насыщается. 28. Малая догадка в любовнике о солюбовнике уже дурные вызывает подозрения. 29. Кого безмерное томит сладострастие, тот не умеет любить. 30. Истинные солюбовники воображением никогда друг друга не покидают. 31. Одну женщину любить двоим, а двум женщинам одного отнюдь ничто не препятствует. Легко понять, что в этой кодификации поведенческих норм отражается, главным образом, взгляд женщины на вещи. То есть не столько тот, который вырабатывается ею самой (хотя, конечно, и он тоже), но льстящий ее взгляду на самое себя. Меж тем, как, собственно, и всякий, он требует неопровержимых доказательств. Но что может быть доказательством, например, того, что (§16) «сердце любовниково трепещет»? В конечном счете, они со всей отчетливостью должны быть явлены «предмету» поклонения, а это значит — облечены в чувственно воспринимаемую форму. И вот вопрос: где та однозначно читаемая форма, которая позволяет согласовать несогласуемые требования параграфа 13 с императивами 15, 16, 24, 30 пунктов этого кодекса; 26 и 14? И т.п. Здесь мы подходим к, может быть, самой сердцевине того, что сообщает первотолчок тектоническим сдвигам в гендерном поведении, которым через столетия, в наши дни, суждено стать причиной острых социальных конфликтов. Явное противоречие между правилами куртуазной любви, которые, с одной стороны требуют сохранения тайны, с другой, — не оставаться незамеченными тем и тою, к кому обращены подаваемые знаки… с третьей, — служить неопровержимым свидетельством очередной одержанной победы для всех остальных, заставляет обращаться не к языку обыденных слов и жестов. И слова, и поведенческие формы обволакиваются шифрограммами скрытых символов — особой энергетикой, ритмикой, пластическим рисунком, какими-то своими обертонами. При этом выбор доступных прочтению доказательных свидетельств любви предоставляется мужчине,— женщина же вправе без объяснения причин отвергнуть любое из них как неприемлемое. Поэтому общение на языке чувств требует особого искусства, которое одним, как поэтам, дается от природы, у других вырабатывается годами тренировок. Впрочем, дело облегчается тем, что, не без помощи первых, свои каноны, правила складываются и здесь. В результате, поначалу понятный лишь посвященным, со временем этот богатый находками язык взглядов, вздохов, жестов, телодвижений, поступков формализуется и кодифицируется. — 198 —
|