|
Между тем, современников Дильтея не удовлетворяла прежде всего «психологизация» социально-гуманитарного знания. В 1900 г. вышел первый том «Логических исследований» Э. Гуссерля, целиком посвященный критике «психологизма». Этим термином Гуссерль обозначил установку, которой, несмотря на методологические разногласия, придерживаются и позитивисты, и сторонники понимающей психологии В. Дильтея. И те, и другие сводят научное знание к опыту, понимаемому как чувственно данное. Дильтей апеллирует к внутреннему опыту, к субъективным переживаниям. Позитивисты считают [внешний] опыт первоисточником знания, объективной реальностью. Но чувственно данное есть не что иное как субъективные образы человеческой психики, которая и провозглашается критерием истины. Позитивисты предлагают для проверки истинности суждений сравнивать их с субъективными образами, наивно считая последние объективными фактами. Поскольку чувственно данное – это не объективный факт, а часть человеческой психики, постольку все научное и вненаучное знание в конечном счете сводится к психологии. В начале XX в. в социально-гуманитарных науках развернулось целое движение, направленное против эмпиризма и психологизма. Его активными участниками были неокантианцы. Отстаивая самостоятельность социогуманитарного знания, В. Виндельбанд и Г. Риккерт (баденская школа) опирались на аргументацию И. Канта, противопоставлявшего природу – феноменальный мир причинно-следственных зависимостей – законов, и культуру – ноуменальную сферу утверждения свободы воли человека. В мире культуры значение того или иного явления определяется не объективными каузальными зависимостями, а ценностями, утверждал Кант. В соответствии с этой логикой, В. Виндельбанд предложил назвать науки о природе номотетическими (nomos – греч. закон), т.е. науками нацеленными на открытие законов - объективных и неизменных причинно-следственных зависимостей. В отличие от номотетических наук социально-гуманитарное знание обращено к единичным и неповторимым явлениям. Единичное невозможно выразить законом (закон понимается Виндельбандом как повторяемость) – всегда будет оставаться неуловимый остаток, неподдающийся рассудочному познанию. Этот «остаток» есть не что иное, как индивидуальная свобода. Именно свободой воли человек отличается от животных, растений, минералов, молекул и атомов. Свобода воли противостоит необходимости природного мира. Например, человек способен пожертвовать собственной жизнью ради того, во что он верит, вопреки инстинкту самосохранения, страдая от голода, он может отдать пищу тому, кто, с его точки зрения, больше в ней нуждается, вопреки пищевому инстинкту и т.п. Понять подобные поступки, исходя из причинно-следственных зависимостей (стимул-реакция), невозможно. Поэтому в отличие от «наук о природе» «науки о духе» используют описательные методы, позволяющие понять смысл феноменов культуры. Объектом исследования при этом выступает единичное. Вместе с тем, Виндельбанда не удовлетворяет «психологизм» Дильтея. При изучении феноменов культуры он предлагает опираться не на иррациональную интуицию и эмпатию, а на (вполне рациональный) анализ системы ценностей, лежащей в основе любого человеческого поступка. «Науки о духе» Виндельбанд называет идиографическими (idios – греч. своеобразный, graph? – греч. пишу), т.е. «описывающими конкретные случаи», описательными. Соответственно методы естественных наук именуются им номотетическими, а методы гуманитарных наук – идиографическими. Эти методы, утверждает он, не имеют общего фундамента, являются взаимоисключающими: либо объяснение либо понимание. — 15 —
|