|
152 (4) Возникновение—это соединение того, что существует, в целое, а уничтожение—распадение на части. (5) Мир бывает единым и становится множественным. (6) Возникновение и уничтожение нуждаются во внешнем источнике (причине, силе). Таким образом, в философии Эмпедокла и Анаксагора сложилась субстанциальная концепция изменения: всякое изменение есть соединение и разделение существующих материальных частиц. Однако логика этой концепции по-прежнему исключает действительное возникновение нового. Эмпедокл сохраняет его «незаконно», ценой противоречия в системе, состоящего в признании возникновения из соединения «корней» чего-то от них отличного, а также за счет циклических изменений, в ходе которых осуществляется повторение одних и тех же сменяющих друг друга образований. Анаксагор, предполагающий извечную качественную определенность материи, отодвигает парадокс «в глубь» материи, выдвигая не менее парадоксальную с точки зрения античной математики концепцию «все во всем». По-иному разрешит этот парадокс древнегреческий атомизм. Ничего без причины. Детерминизм и парадокс развития Рассматривая философские учения Эмпедокла и Анаксагора, мы имели случай убедиться в том, что они решительно отказались от античной «фюсис» — самопорождающей и самодвижущейся природы — как источника всякого рождения. Есть основания думать, что дальнейшее развитие этой тенденции — хотя в античности оно и не могло быть доведено до логического конца — существенно повлияло на все развитие философии, оказав решающее (в определенном аспекте) воздействие на становление развитых, последовательных систем материализма атомистов, с одной стороны, идеализма — с другой. В самом деле, отказать природе в самодвижении значило вынести ее собственные движущие силы вовне, в сверхприродное, противопоставленное природе божественное и идеальное начало. Им могут быть царство идей, бог, мировой разум и т. д. Но можно было пойти и прямо противоположным путем: признать, что вечное — не- 153 уничтожимая и не созданная никем и ничем природа — не имеет, следовательно, ни начала, ни причины. Столь же вечным и несотворенным будет тогда и само движение. По второму пути пошли атомисты Левкипп и Демокрит. Их позиция в понимании причинности настолько чужда идеализму Аристотеля, что последний с возмущением говорит об утверждении Демокрита, «что вечное и бесконечное не имеет начала, вечное же бесконечно (apeiron) 17, поэтому спрашивать, какова причина какой-либо из таких вещей, по мнению Демокрита, то же, что искать начало бесконечного» (Л 13). Аристотель и другие противники атомизма усматривали здесь противоречие: считать движение невозникшим и в этом смысле не имеющим причины — значит противоречить тому, что ничто не происходит без причины. Развивая это возражение, Псевдо-Плутарх утверждает, что если движение вечно, то в таком случае совокупность вещей должна признаваться неизменной, а искони существующие в бесконечном времени причины «содержали уже в себе в силу необходимости все без исключения: уже бывшее, происходящее теперь и будущее» (см. Л 20). — 115 —
|