|
74 Категории синтаксические («подлежащее», «дополнение», «ablativus absolutus» и тл.) суть категории не смысловые, а суть категории самых знаков («независимости», определенного «подчинения», «согласования» и т.п.). Например, морфема «-ого» есть название, примета, знак, кличка некоторой слово-вещи: «genetivus», смысл которой и есть смысл термина genetivus, т.е. смысловая категория морфологии и, следовательно, свои смысл морфемы, который, как такой, сохраняется только в пределах пользования этой категорией, т.е. только в пределах морфологии, а за ее пределами морфемою пользуются только как приметою. Поэтому и в синтаксисе морфологическая форма «-ого» есть только знак, примета, без этого смысла и вообще без смысла, - (поскольку «знак». 1 ловых категорий морфем, — морфемы — лишь тиметы, имена без смысла, клички, sui generis вещи (entia). Как известно, в морфологии существует разделение морфем на корневые и приставочные. Возможный генезис приставочных из корневых, смена в языках так называемых агглютинирующих, как и известное лингвистам первоначальное значение некоторых приставочных морфем во флективных языках (нем. drittel: tel - Theil, freundlich: lich - leika [чит. lika|, укр. знати-му: знати-имам и ? л.), - все это объясняет, быть может, кое-что, но тем самым не устраняет разделения, а лишь подчеркивает его. Здесь мы имеем дело с исторической иллюстрацией перехода осмысленных «слов» в лишенные реального смысла признаки и приметы, что указывает на их принципиальное в идее различие. Но в то же время, само собою разумеется, эти факты подтверждают, что разделение морфем корневых и приставочных - относительно. Значит, допустимо и обратное: употребление приставочной морфемы, как корневой («надоели нам все эти исты», «от измов теперь не уйдешь»). Следовательно, должно быть ясно и то, что на языке морфологии нет принципиальной разницы между такими суждениями, как кр- есть корень, — а- - суффикс, — ого-флексия. Одинаково, как приставочная, так и корневая морфема есть признак, именование без реального смысла, кличка, указание вещи, а не выражение ее смысла. Иначе говоря, морфема, как такая, не имеет прямого отношения к подразумеваемому в слове предмету, и только, превращая ее в синтагму, мы пользуемся соответствующим знаком уже как реально осмысленным знаком. В указанном разделении, таким об- «признак» вещи не есть вообще ее смысл), - т.е., как всякий «признак», сама уже -«вешь» (ens, как признак другого ens, его «часть», «момент», «сторона» и т.п.), находящаяся в отношениях и связях с другими «вещами» того же («слово-вещного») порядка, но, становясь, в свою очередь, значащим, осмысленным знаком (словом-знаком), она означает, указывает на смысл, в порядке вещей гетерогенном, например, в окружающей нас действительности. Так, «-ого" есть знак родительного падежа» (родительный падеж есть слово-вешь со смыслом: «casus genetivus»), предмет, являющийся носителем этого смысла, находится в словосочетании, например, «не вижу ник-ого», этот «предмет» есть «отношение» под названием «дополнение», превращение коего в осмысленный знак (перемена «установки», переход в новый «план» или «порядок», «реальная» суппозиция на место «упорядочивающей» и «номинальной») заставляет указывать на некоторую модификацию реального бытия. Суппозиции нет, если мы скажем: «м-огои есть подлежащее предложения: м-ого" - знак родительного падс-а», - здесь смысл - в пределах морфологии, язык которой подчинен тому же синтаксису, что и язык всякого слова, указывающего вещь; синтаксис здесь эту вешь вставляет в контекст, подчиненный морфологическим категориям. Сказать: «44-ого" есть фонема» или «"-ого" есть сочетание букв», значит для синтаксиса заменить вещь прежнего словосочетания новою, ибо эта вещь - «subject», а та была «дополнением»: новая вещь и как «знак» осмысленный - нова, ибо разные контексты сообщают ей Разный смысл. Да и с точки зрения морфологической тут, при случае, можно говорить о новой морфеме, даже о превращении ее из «приставочной» в «корневую» (быть чожет, например, «ово». «ового», «овому»...). — 324 —
|