Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

1

образом, понятно, и вся область эстетических суждений, центральная область эстетики, изъемлется из компетенции психологии.

Итак, в целом, не имея возможности с помощью психологии ус­тановить критерия значимости эстетических суждений, мы в пси­хологической эстетике должны отказаться от возможности решения кардинальных для эстетики вопросов. Эти вопросы сводятся к трем основным группам вопросов: 1) определение самого эстетического, 2) классификация эстетических предметов, характеристика их клас­сов и установление меры их эстетической ценности, 3) указание места и роли эстетического сознания в целом культурного сознания, или раскрытие «смысла» эстетического, беря его в его собственном целом. Вследствие этого, если бы мы продолжали настаивать на оп­ределении эстетики, как дисциплины философской, мы должны были бы по вопросу о самой возможности такой эстетики прийти к заключению скептическому или и вовсе отрицательному.

Гроос пытается ослабить силу аргументации нормативизма. Спер­ва он настаивает на том, что психология может все-таки определить «эстетически действующее», если она, исходя из обычного словоупот­ребления и восходя к научному пользованию предикатом «прекрас­ный», найдет в этом анализе существенные признаки эстетического. Но эти соображения Грооса нимало не убедительны, - они только переносят спор в другую область. Каким образом индукция может дать общезначимый вывод? Даже эмпирическая, вероятная значи­мость индуктивных обобщений возможна лишь при предваритель­ном допущении основанной на «вере» предпосылки о «единообразии законов природы». А всякое конкретное применение ее специальных методов возможно только потому, что за многообразием мы умеем «увидеть» сходство и за случайностью открываем существенную не­обходимость. Индукция - эвристический прием, а не принципиаль­ное основание эмпирических наук. С другой стороны, если бы в ин­дуктивном заключении мы могли ограничиться «механическими» приемами обобщения, мы тем самым наперед ограничивали бы себя только эмпирическою, вероятною значимостью обобщения.

Но, возвращаясь собственно к психологии, можно было бы на соображения Грооса ответить вопросом совсем другого порядка: с каких же это пор исследование обыденного и научного «словоупот­ребления» считается психологическим методом? Психология знает эмпирические методы наблюдения (самонаблюдения) и экспери­мента, метод же исследования «словоупотребления», т.е. анализ понятий и смысла, был всегда и по преимуществу методом фило­софским. Поэтому, если соображения Грооса и ослабляют значе­ние критики нормативистов, то отнюдь не в пользу психологии,