|
В те годы воры-домушники вели себя нагло и откровенно. Уже не лезли ночью в окно или форточку. Бесшумно сверлили пробоины в глинобитных стенах домов и, не тревожа ничей сон, выносили всё, что подвернётся под руку, зная, что горожане большую часть года спят не в комнатах, а на плоских крышах или во дворах, спасаясь от ночной духоты. Натянув вокруг матрасов веревки и посыпав их сухой мятой, отпугивающей запахом змей и скорпионов, отец спал, подложив под голову ружье. При малейшем подозрительном шорохе он стрелял в воздух, предупреждая тех, кто зарился на наше домашнее добро. Все мы, лежащие с отцом рядом, вздрагивали от выстрелов и долго потом не могли заснуть. Раввину тоже казалось, что несколько ночей подряд домушники ищут лазейку, чтобы проникнуть в мансарду. Я даже ходил с ним днем искать следы босых ног на заброшенном кладбищенском холме, прилегающем к задней стене мансарды. В одну из ночей Шлома закричал от испуга, сбегая вниз по лестнице. Отец сделал несколько предупредительных выстрелов во дворе и за воротами, у могильного холма. Вернувшись, успокоил раввина и сказал: — Вот вам ружье… Если что — пальните хорошенько, и никто больше носа не сунет к вам… — Нет, нет, — запротестовал постоялец, — я так не могу… А если у воров тоже есть ружья..? — Ничего — отстреливайтесь… У вас более выгодная позиция — ведь не вы лезете к ним, а они нарушают неприкосновенность жилища… Смелее! — Нет, спасибо, — упорно стоял на своем раввин. — Вера моя не позволяет стрелять в того, кого не видишь в темноте. Вдруг ненароком попаду в безвинного человека… тем более, если это будет ребенок, которого домушники посылают на разведку… К тому же — я совсем не умею стрелять… — Пара пустяков… я вас научу, — высказал последний довод отец. Так, в ожидании дня Великой Победы, дыхание которой и в нашем тылу ощущалась всё явственнее, жизнь бухарцев ещё теснее переплелась с жизнью переселенцев в разных, порой в драматических и трагикомических ситуациях. Переплетались интересы и в быту, особенно по части кулинарии и женского рукоделия. Еврейки научились кроить широко спускающиеся к лодыжкам платья, спасающие от жары, красовались на улицах в тюбетейках. В день Победы, когда мы вместе с нашими постояльцами вернулись с главной площади города — Регистан, ликуя от радости, мать, порывшись в сусеках и не найдя ни горсти риса, сварила свой “коронный” плов из пшеницы, обильно замешав блюдо корицей и базиликом для придания мясного духа. София хлопотала с ней на кухне, тщательно записывая рецепт. Во время общей трапезы взгрустнула: — 276 —
|