В центре чертовщины

Я уже был наслышан, что при китайцах он окончил ещё один университет марксизма-ленинизма и занимался подделкой долларов, которые кормили полгорода. Осветив меня керосиновой лампой, он сказал.

— Это потрясающе, что ты сегодня пришёл. От меня только что ушёл Кашин. Он видел тебя сегодня днём на углу Геслеровского и Зелениной, когда американский грузовик задавил Жаконю.

Я скорбно кивнул.

— Оказывается, — продолжал он, понизив голос, — у Кашина было пять совершено одинаковых Жаконь, а мы все эти годы даже не подозревали об этом!

Неожиданно через открытые окна донёсся пьяный рёв, заглушающий рычание дизельных двигателей: “Жаконя-Жаконя, я выйду из огня, мы встретимся в прекрасный час заката..." — вопили пьяные польские парашютисты.

Я облегчённо вздохнул: поляки, поблуждав по городу, всё-таки вышли на предписанный им маршрут без всяких указаний с моей стороны. Инициатива — основа боевой подготовки, что я неоднократно доказывал на многочисленных штабных конференциях.

Этот рассказ был написан в начале 70-х годов, и позже, в ожидании обысков и ареста, был автором в числе других рукописей уничтожен.

Единственный экземпляр сохранил герой рассказа Юрий Кашин.

Спасибо тебе, Юра !

ЧАСЫ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III

При общении с Василием Лукичём я всегда испытывал какое-то странное чувство, весьма похожее на зависть. И дело не только в том, что мне бы очень хотелось, доживи я до восьмидесяти пяти лет, выглядеть столь же моложавым и подтянутым, как он, с той же ясностью мысли и чувством юмора, столь не свойственными всем другим представителям его героической профессии, которым сподобилось дожить до наших дней.

Дело именно в ясности ума Василия Лукича, знавшего и помнившего столько из тёмной нашей “византийской” истории, что только на его воспоминаниях можно было создать параллельную публичную библиотеку, так и назвав её “Публичная библиотека им. Василия Лукича”. Василий Лукич — это ходячий архив. Впрочем, это сравнение не совсем правомочно. Ни в одном архиве вы не обнаружите и намёка на те сведенья, которые хранит память этого человека.

Увы, Василий Лукич говорит мало. Все применяемые мною приёмы разговорить его, как правило, заканчиваются неудачей, выбивая из него стереотипные реплики:

“А зачем тебе всё это знать?”, “На кого работаешь?”, "Лучше тебе подобных вещей не знать, а то в дурдом попадёшь”. Последняя реплика уже наших дней. Раньше Василий Лукич говаривал: “Лучше тебе этого не знать, а то быстро в ящик сыграешь”. Я надеялся, что после августа 91-го года он разговорится, а то и мемуары настрочит, взяв меня в качестве литературного обработчика. Ничуть не бывало.