|
— Суки, — смачно сказал он и добавил, обращаясь ко мне. — В этой стране, не стреляя, ничего не сделать, а стреляя, можно сделать ещё меньше. Этого белобрысого израильского жулика всучили мне в качестве водителя перед самым началом операции. Он носил форму капрала американской армии, хотя в Израиле был, по меньшей мере, капитаном. Очевидно, они уже начали приглядываться ко мне... После Лисьего Носа открылся Кронштадт, над которым поднимались клубы чёрного дыма. Или что-то подожгли, или что-то загорелось само... И вот во всей красе открылся Ленинград: Петропавловская крепость без шпиля, увезённого в Китай в качестве контрибуции; ободранный купол Исаакиевского собора; покосившаяся телевизионная башня. Странно, но я не испытывал почти никакого волнения, хотя не был в этом городе, где провёл всю сознательную жизнь, более четырёх лет. На въезде в Ленинград красовался плакат на котором русский и китайский рабочие гневно вздымали свои огромные кулаки над какой-то гнусной помесью империалиста и сиониста. А над шоссе красовался свежий лозунг: “Единство, православие и народность!” А примерно метров через сто: “Янки, вон из России, а с жидами мы сами разберёмся!” и чуть ниже: "Добро пожаловать, наши освободители!” Неизвестно, кому этот лозунг предназначался, китайцам или американцам, но было приятно, что в России, наконец, настала волнующая эпоха различных мнений. Но людей нигде не было. Все лозунги напоминали кукиш в кармане... Бесконечно долго колонна вытягивалась на Приморский проспект. Грузовики, джипы, танки, бронетранспортёры, визг гусениц и рёв моторов в удручающей жаре июльского полудня; обалдевшие регулировщики, выброшенные в город заранее в составе вертолётного десанта; отдалённые звуки военного оркестра, играющего “семнадцать наций НАТО”; какие-то гудки и вой сирен — всё смешалось в моей голове, и я не в состоянии чётко описать свои впечатления на въезде в город. Поляки, которым было приказано следовать через мост Ушакова, как водится, попёрли прямо по набережной и немедленно образовали новую пробку. Поперёк моста Ушакова лежал трамвайный вагон. Бульдозерный танк поволок его на другой берег, но не доволок и, ломая ограждение моста, сбросил в воду. Постоянно тормозя, Бен-Цви ругался уже только по-русски. Каменноостровский мост оказался разведённым. Пока его сводили, на Каменном острове скопилась, наверное, целая дивизия. Впереди нас затесались три танка и несколько амфибий американской морской пехоты. Неведомо откуда взявшаяся колонна бельгийских танков оттеснила всех и пошла по Кировскому проспекту, поперёк которого красовался лозунг: “Православная и неделимая Россия — залог будущего нашего народа!” На тротуаре валялся огромный портрет Мао с выколотыми глазами, а над ним — полинявший, но каким-то чудом сохранившийся лозунг: “Слава КПСС!” Бельгийские танки устроили на проспекте мёртвую пробку. Вокруг них образовались первые жидкие островки горожан, которые, видя, что никто не стреляет, осмелились выйти из домов. — 28 —
|