|
Свет гаснет, и он вставляет еще одну столировую купюру, но Марго уже насмотрелась. – Мы с мамой приходили сюда, – говорит она, – с ее студентами. Все возвращается ко мне. Но единственное, что я помню, – это ноги. Ноги великолепные. – У Караваджо был свой кумир, ты, наверное, знаешь. – Нет, в самом деле? Доктор смеется. Она берет его за руку. – Скажи что‑нибудь умное, – дразнит она его. – Я не чувствую себя умным, – говорит он. – Ты действительно хочешь пойти в этот китайский ресторан? Я не уверен, что смогу это вынести. Эти пластиковые подобия тарелок выглядят не очень‑то соблазнительно. И названия: «Цветение сливы и снег, сражающийся с весной»… Что это за названия? – Ты такой провинциальный, я не могу в это поверить. Твое представление об иностранной еде напоминает мне Неаполь. В ресторане много гладких поверхностей, красных и черных, лакированных и блестящих. Вместо хлеба и вина официант‑китаец (который, к большому удивлению доктора, говорит по‑итальянски) приносит чайник и две маленькие чашки, чуть побольше чашек для эспрессо и толще. Марго наливает себе чай Сандро отказывается. – Не могу пить чай, – говорит он. – Это все, что нам давали британцы в лагере. Чай, чай, чай. Утром, днем, вечером. После обеда тоже. Они с ума сходили по чаю. Это была единственная вещь, которой всегда было достаточно. – Это зеленый чай, – говорит она. – Совсем не то же самое. Ты бы мог, по крайней мере, попробовать. – Марго, – вздыхает он, – это был самый трудный день в моей жизни… – Не глупи, Ты выживешь. Она заказывает для них обоих из меню, напечатанного на китайском, итальянском, английском, немецком и французском языках (в таком порядке, и каждое блюдо пронумеровано), и официант приносит им hacchette, палочки, которые китайцы используют вместо ножей и вилок. Доктор не знает, как они называются. При помощи hacchette, как он думает, дирижер управляет оркестром, барабанщик стучит по барабану, волшебник достает из шляпы голубей, лозоходец отыскивает подземные источники воды, учитель наказывает непослушного ученика. – Палочки для еды, – говорит она по‑английски, – держа в руке bacchetta. – Тебе понравился Караваджо? – спрашивает он, возвращая разговор на знакомую почву. – Очень. Ты заметил, как жестокость убийства смягчена за счет изящной кривой линии в форме буквы «s», которая проходит через тело ангела, далее вниз вдоль его руки к линии ладони и затем сквозь вытянутую руку святого Матфея? — 153 —
|