— Не понимаешь?! Всё что нужно, в этом кургане найдёшь, прямо под ногами! А в тот курган — не лезь! Плохо будет! Глаза у бабки засверкали так, что Кузьмину стало попросту жутко. Стоял Кузьмин по грудь в яме, беспомощно, и положил лопату поперёк ямы, чтобы опереться на неё и выпрыгнуть из погребальной камеры. На секунду Кузьмин отвлёкся, выпустил из виду старуху с ребёнком, а в следующий момент, уже стоя на земле, видел только, как бабка с невероятной быстротой семенит вверх по долинке, прямо на ближайший склон. Кузьмин подивился, с какой скоростью несётся бабка, а потом глаза у него заслезились от прямых лучей солнца. Коля перестал видеть этих двух и не понял, куда они делись. Естественно, он не стал больше оставаться один на кургане и, конечно, старательно записал, что же должно быть в недокопанном кургане. Говоря коротко: в кургане было всё, о чём говорила старуха. И ножи, и кованый кинжал, и кольца на пальцах скелетов, и шилья, и подвески, и даже бронзовая диадема — редкое, богато расписанное орнаментом украшение из бронзы, которое носили на лбу, — и как раз “под той стенкой”. По-видимому, диадему просто забыли надеть на голову трупа — только так мог объяснить Кузьмин находку такой диадемы. Старухи с малышом никто, кроме Кузьмина, не видел, и никаких следов на глине они не оставили. А когда принялись за второй курган с берёзой, и правда, стало плохо. Гораздо хуже, чем если бы опять пошли дожди. Перед началом раскопок в отряде было восемь крепких взрослых дядек, кроме самого Кузьмина… Было — потому что через два дня осталось двое — фотограф и сам Коля Кузьмин. Двое сотрудников полегли, как только начали рубить берёзу. Слетел топор с рукояти, угодил по голове человеку. К счастью, только чиркнул по касательной, но и так кровь хлынула фонтаном. Добрый час выносили раненого с кургана в лагерь, останавливали кровь, перетягивая тряпками рассечённую голову. Скоро парень уже сидел и жалко улыбался иссиня-серой от потери крови физиономией; его морозило, девушки побежали варить бульон для подкрепления сил парня… Топор насадили на рукоять, Кузьмин сам проверил орудие. А через двадцать минут второй человек скорчился под недорубленной берёзой: лезвие того же топора он ухитрился вогнать себе в коленную чашечку. — Неумелый был? — Какое там! Полжизни в экспедициях. Ни одной травмы за все пятнадцать лет в поле. Да ты его знаешь… И Кузьмин называет мне человека, которого я и правда знаю, и уж, конечно, не как неумеху. Ездил с археологами, ездил с геологами, действительно полжизни в экспедициях. — 91 —
|