|
Этого раненого унесли в лагерь и тут же повезли за шестьдесят километров в больницу — слишком жутко белела в ране раздробленная розово-белая кость. В экспедицию парень вернулся, но только через две недели. А пока уезжала машина, ещё виднелся вдали шлейф пыли, как вдруг застонал ещё один, от острой боли в животе. Да, пил стоячую воду… Но её и другие пили. И он сам раньше её пил не раз… Но скрутило его именно теперь, не раньше, не позже, и даже вывезти его в больницу было не на чем. Парня, как говорят грубые “экспедишники”, несло с обоих концов, поднялась температура, начинался бред. Одна девица с дипломом медсестры взялась командовать: промыла желудок, накачала парня антибиотиками, завернула в тёплое. Весь лагерь помогал умелой девушке. Только после обеда вышли работать, оставили стучащего зубами парня под ворохом шуб и в окружении девиц. Кузьмин сам взялся за топор. После каждого удара он осматривал, как сидит лезвие на топорище, примерялся… А вокруг стоял, внимательно наблюдал круг парней. Через полчаса берёза рухнула. У-уфф… А ещё через час новый истошный крик — парень всадил лопату себе в ногу, почти отрубил большой палец. Опять несли увечного в лагерь, перетягивали жгутом ногу. Едва вернулась машина, ей тут же нашлось новое дело. Этот в экспедицию не вернулся. — Может, сегодня не пойдём работать? День какой-то несчастливый… Николай решил, и правда, больше не ходить на курган. Утро вечера мудренее… А ночью двое заболели. Один — гриппом, который подцепил совершенно загадочным способом: ведь экспедиция ни с кем не имела дела почти месяц. Это был первый и последний случай гриппа в экспедиции Кузьмина, происшествие уникальное и совершенно необъяснимое. У другого начался приступ холецистита. Болезнь у него была хроническая, но ведь ни раньше, ни позже… И сереньким утром следующего дня два человека могли выходить на раскоп: сам Кузьмин и фотограф, смурной мужик лет пятидесяти, с самым отвратительным характером. Ну, и ещё шофер. Работы на раскопе фактически остановились. Второй курган копали не неделю, а все три. Люди простужались, срывались с крутизны, вывихивали ноги, обваривались кипятком, резались ножами и лопатами. — Осторожно! Бога ради, осторожно! — выстанывал Кузьмин каждое утро. Словно какая-то неведомая сила воевала с бедной экспедицией. Все оставшиеся и вели себя, как на войне… Может быть, потому и избегали неприятностей посерьёзнее мелких травм. Во всяком случае, когда оказалось, что машина вовсе не стоит на ручном тормозе и медленно сползает на полную людей палатку, это удалось заметить вовремя. И когда внезапный вихрь швырнул огонь в середину лагеря, занялась сухая трава, все были начеку, аврал получился мгновенный, и большой беды не случилось. — 92 —
|