— Ты куда? — спросил Петька вдогонку. Но ответа не последовало. Мы ещё потоптались немного, озадаченные непонятным манёвром атамана, а потом, решив, что он прянул в кусты за нуждишкой, двинулись дальше. Теперь направляющим стал Пашка. Но не прошли мы и двадцати метров, как вдруг из-за придорожной косматой талины раздался низкий, нутряной голос: — Как я давно не ел человеческого мяса! От неожиданности каждый вздрогнул, однако угрозы лесного вурдалака всерьёз никого не испугали — все сразу поняли, что это очередная проделка Гыры. — Выходи, лешачья борода! — крикнул Пашка. И разоблачённый Гыра с хохотом вывалился из-за куста и пристроился в хвост колонны. Достигнув поскотины, мы расположились было отдохнуть на старом бревне, лежавшем здесь, кажется, вечно, но вдруг Пашка, подойдя вплотную к сквозным, сколоченным из жердей воротам, закричал с удивлённым восторгом: — Ребя, сюда, он здесь! — Кто, леший или Женька? — непроизвольно вырвалось у меня. — Я ж говорил, не уйдёт дальше поскотины, — с удовлетворением сказал Гыра. Все мы дружно бросились к воротам и действительно увидели по ту сторону решетин Женьку, сидевшего на кочке. — Ты что здесь делаешь? — Отдыхаю, — как-то слишком буднично сказал Женька, поднимаясь нам навстречу. — Штаны, поди, сушишь? — хохотнул Гыра. — А где же чёртова борода? — Вот она, да только без цветков, — сказал Женька, открывая ворота и подавая нам пучок влажной травы. Гыра подхватил траву, а Пашка зажёг спичку (он, признанный мастер-корзинщик, уже курил в открытую, как взрослый), и все мы стали внимательно рассматривать зелёный сноп, ощупывать его руками. Да, это действительно был тот редкий папоротник, перистый, длинный, по названию — чёртова борода, но выглядел он и в купальскую ночь точно так же, как во всякое другое время, никаких признаков цветения или хотя бы образования завязи на нём не обнаружилось. — Может, опоздал? — спросил Пашка. — Да вроде не должно, пулей летел. Ведь тут же недалеко, вон колок в Арсином логу, сами знаете, — сказал устало Женька, ещё не оправившийся от совершённого подвига и пережитого разочарования. — А никто не помешал? Филин не ухал? Леший не водил? Не хохотал бесом? В ладоши не хлопал? Не пел без слов? — посыпались вопросы со всех сторон. — Лешего не видел, а белая лошадь была, — сказал Женька. — Да ты расскажи по порядку, — с уважением попросил Пашка. Мы взяли смельчака в плотное кольцо, и он поведал нам о своём беспримерном походе за чёртовой бородой. — Да особо рассказывать нечего, — начал Женька с небрежностью бывалого человека. — До лога я добежал без всяких приключений. Страшновато, конечно, было, темнота же кругом, но я гнал от себя всякие дурные мысли. Настоящий страх начал пробирать, когда свернул в лог. Трава по колено, мокро от росы, лес шумит, дорога заросла, не видно ничего. Пошёл напрямки. Слышу слева в лощине: фр-р, фр-р-р — вроде как лошадь фыркает. Пригляделся — действительно белая лошадь. Подняла голову, водит туда-сюда, будто меня высматривает. Хоть и не очень чётко в темноте, но видно: и голова, и грива, спина и хвост — всё белое. Хотел крикнуть, отогнать, но дух захватило. Я с испугу присел в траву и давай креститься. И молитву вспомнил — бабка учила. А лошадь заржала, зашуршала травой, и топот копыт стал удаляться, удаляться от меня. Собрался я с силами, сжал кулаки, приподнялся из травы, гляжу и глазам не верю — никакой лошади нету. Темень кругом, тишина. Только коростель вдалеке потрескивает да листья шелестят на берёзах. — 228 —
|