|
Я не знаю, как понимать эти замечания. Я знаю только, что они напомнили мне о женском голосе, который в то время, когда Карино играл на траве, произнес: «Снаут, ты слепой? », а незадолго до этого яблоко оказалось разрезанным. Особое внимание я обращал на детей на радиостанции мертвых. Тот факт, что они появляются в комедиях и хорах, обращаются ко мне со словами, предложениями и приветствиями, доказывает, что они находятся в полном сознании и принимают активное участие в жизни загробного мира. И дети, и взрослые говорят в одной манере. В 1961 году я записал исполнение детского хора. Я представляю его на языке оригинала: “We’re driving gamla (стар. швед.) parapluie, Vi («мы» по-шведски) will drive with Wicander, Know gamla (стар. швед.) ferry…” «Мы едем на старом пароме зонтике, мы поедем с Викандером, на старом пароме». Видимо, дети подразумевали под паромом корабль призраков, но почему они называли его зонтиком, загадка. Здесь также проявляется образный язык подсознания, как бы гротескно он не звучал. Маленький русский мальчик однажды сказал прямо через микрофон: «…Николай сделал это!» Судя по голосу, ему было 4-5 лет. Девочка тоже должна была что-то мне сказать. Мужской голос подбадривал ее сделать это. «Я скажу тебе…, - начала малышка по-шведски. - Что мне говорить? Дядя Пелле…». «Это так просто», - продолжал ободряющий голос по-немецки. У девочки, видимо, был страх перед выступлением, и она начала стеснительно, робким голосом: «Знаешь, что? Гм…Папа Пелле…Радио, которому я научилась, отличное! До свидания!...» Нечто подобное произошло в другой раз, когда мужской пожилой голос произнес: «Зачем вы посадили меня перед передатчиком?» Так как мертвые сохранили свой чисто человеческий подход, они понимают друг друга и нас, которых они покинули. Я никогда не слышал, чтобы они морализировали. Их объективный взгляд на вещи и чувство юмора помогают им преодолевать трудности. Однажды Лена подала сигнал, что у меня прямой контакт с другом, которого звали Тьема В. и которого я последний раз видел в Палестине в 1938 году. Тьема был евреем из России, мы познакомились в Тель Авиве, где он с несколькими другими российскими евреями жил в очень стесненных условиях. Тьема страдал эпилепсией. Он практически не мог работать, был одиноким, бедным и глубоко несчастным существом. Я знаю только, что после войны он эмигрировал в Болгарию и там покончил жизнь самоубийством. Я был очень рад возможности такого контакта, но, к сожалению, Тьема не смог со мной связаться, и вместо его голоса я услышал своего друга детства Герборта, который тихо произнес: «Фридибус… любовь никогда не умирает…». — 93 —
|