|
В этой связи я хотел бы упомянуть другую запись, очень интересную и содержательную, которая имеет отношение к тому же самому человеку, и дает такое необычное представление о пограничной области миром живых и миром мертвых, что невольно напрашивается вопрос: а где же действительно пролегает граница между двумя мирами? В этой замечательной записи мертвые провели эксперимент с той же смертельно больной женщиной, находившейся без сознания. Им, в конце концов, удалось привести ее в чувство, и она оставила мне сообщение на пленке. Женщина говорила о своей болезни, и, несмотря на свой разрушенный мозг, ясно и разумно. Странно было одно – она уже использовала многоязычие, хотя сама была шведкой. Позже, уже после смерти, Маргит часто появлялась на моих пленках. Ее настроение всегда было приподнятым, даже радостным. Я должен признать, что хотя и начал привыкать к странным вещам, происходившим со мной за эти годы, все равно эти записи всегда производили на меня самое глубокое впечатление. Они были просто захватывающими, потому что фактически и объективно доказывали, что мы, люди, можем посещать иную сферу еще при жизни, не умирая физически. Я хочу рассказать о передаче, которая произошла во время так называемого «обычного полета» корабля душ, где, если я не ошибаюсь, пилотом был Троцкий. У меня создалось впечатление, что голоса находившихся на борту были грустными, во всяком случае, компания состояла из сонных или даже спящих людей, не желавших принимать участия в разговоре. Ближе к концу Троцкий начал что-то вроде монолога, полностью осознавая, что его слова записываются мной. Кстати, он дал мне очень полезный совет, сказав внезапно: «Фридель, твоя машина разваливается на части» Насколько он был прав, выяснилось во время тщательного осмотра нашего автомобиля. Он действительно проржавел изнутри насквозь. В другом месте пленки можно услышать ироничное бормотание Троцкого: «Послушай… Данте поколебал веру человечества…». Когда он снова начал говорить, его голос звучал покорно и устало: «Есть ли у человечества сострадание? Мы живем, Фридель, мы работаем и строим…». Затем последовали какие-то неясные слова, среди них: «…другая сторона медали….вера…». Внезапно стала слышна мелодия «Интернационала». Это была очень старая версия, которую я знал еще с начала русской революции. Исполнение было очень странным, каким-то растянутым, словно на похоронной процессии. Когда музыка смолкла, низкий мужской голос произнес: «Боже мой, он мертв…повешен…». Долгое время было тихо, затем снова заиграла музыка. Она была мне знакома. Это был русский военный марш, который я слышал еще ребенком. — 91 —
|