Пучина людская

Вот уж действительно: удаль нищенства гуляет по стране. Инвалиды заслуживают помощи за наличие мужества жить, но инвалиды на проезжей части дорог – это приговор стране!

Не делай добро насильно. Дарья Прохоровна, одинокая женщина, жившая в простоте и бедности, изредка позволяла себе покупать тощую курицу. Небогатый обед заканчивался быстро, и каждый раз вновь и вновь приходилось решать, что делать с костями? Выбросить жалко, да и мухи налетят, зако­пать трудно. Ну что с ними делать? Наконец-то придумала, как их употребить с пользой: отдала соседской собаке, и та в благодарность за лакомство долго и приветливо виляла хвос­том, повизгивала и всячески выказывала готовность услужить. Она как-то ночью несколько раз тявкнула спросонья, когда прохожий неосторожно приблизился к забору. Хозяин соба­ки, увидев не согласованное кормление, напрягся, сжался, ушел в глубокое раздумье: к чему бы это? Мысли роились, прикидывал и так и сяк, вспоминал другие аналогичные случаи из своей и чужой практики, сопоставлял последствия и к сво­ему удивлению злостного подвоха обнаружить не сумел. Однако глубокая уверенность пожилого человека в том, что просто так ничего не делается, привела его всё же к потря­сающему предположению: ежели задабривает мою собаку, значит, себе заводить не желает и хочет, чтобы Тузик считал двор соседки своей же сторожевой территорией и гавкал на каждого обидчика хитрющей Дарьи почти даром, за какие-то тощие кости. Ага! Вот оно подлинное объяснение невероят­ного события. Но как теперь восстановить статус? Предложить Тузику более достойные кости? Ах! Пенсия! Да и потом, зная характер собственного пса, был уверен, что тот слопает не только кости, но и всю курицу и не одну, этим можно пока­зать дурной пример, он догадается о прижимистости хозяина и переметнется к расчетливой Дарье. Как быть? Давно жизнь так не давила. Устроить скандал соседке, тогда собака корма лишится, расходы возрастут. Что делать, голова кругом идет, нанесенная обида точит сердце, мутит разум. Может травки сварить, помается желудком песик, зато схожу к Демьянычу, намекну, вот дескать, Дарьина работа, а тот непременно к Михалычу пойдет обсудить страшную новость, ну, а вместе они Захарыча так разогреют, что тот сгоряча по натуре своей ...

Нет! Такое не годится, порешат соседку, не по вине кара. Может будку поменять? Или поссорить с дочкой? Написать донос, изобличить, собрать общественность. Думы в голове роятся, даже сразу не услышал, что Дарья зовет: „Иваныч! На кости курьи, возьми накорми собаку, бедная, по ночам воет тощая, не кормишь совсем, ведь помрёт хороший пёс.” Вот так запросто Дарья сбросила его с высоты благородного него­дования. Или это очередной коварный ход, ведь кости-то по- прежнему её, Тузик их в момент определит, пёс он честный, отрабатывать начнёт, и выходит однако же, что лихая соседка снова окрутила его. “Чего стоишь? будешь брать или Марсику отдать? Тот хоть и лютый, и строптивый кобелина, а делика­тесы принимает”. Прохоровна жмёт. “Ох, как она меня?” молча возмущается Иваныч. Не возьму, тогда чем кормить, а возьму, то как её хитрющий замысел осилить? Нужно время потянуть. Попробую я ей про собачье меню: дескать вредно Тузику костями наедаться, подавиться может, поперхнуться или намертво застрявши, перекроют воздух, сгинет пёс. Ты ему-то, Дарья, убиваешься коль так, если и не всю худющую отдай, то хоть ножку или грудку поднеси. Он, конечно же собака, но в курином корме знает толк. Дарья, слыша это, рот открыла, развела руками, кости выпали в траву. Тузик бро­сился, настиг, миг и нет его, слышно только, как за будкою хрустит. Ночь настала, над соседями повесив тишину. Наев­шись спит собака, и только Иваныч дозором ходит, бурчит, всё силится раскусить тонкий секрет хитроумной Дарьи, время от времени убеждая себя словами: „Знал же, что она с прицелом метит и с подвохом баба, но что такая дрянь ... ?!”