|
Линии! Именно линии! Линия ведёт взгляд. Как именно она должна его вести? От складок одеяния - к очертаниям фигуры, от жеста - к движению, от взгляда - к тому, что находится в направлении этого взгляда... И как всё это втиснуть в узкие очертания витража? Я сердился. У меня ничего не получалось. Непривычную задачу поставили передо мной! Симона тоже хмурилась, проглядывая мои эскизы, но ничего не говорила. Я... или другого, более знающего кого-то пригласят потом? Не всё ли равно... Но она очень сочувствовала мне, и это было видно. Потом я плюнул и вместо того, чтобы проводить часы в своей комнате, принялся гулять по городу. Интересно, когда-то мне довелось неоднократно бывать в Анзурессе, но вот сюда, ещё далее Анзуресса, добираться не удавалось никогда. Я зарисовывал всё: дома и улицы, деревья и цветы, людей, животных, паруса кораблей в гавани, бельё на верёвках, повозки, скамейки, даже урны... Мне казалось, что я вернулся в детство. Вечером я просматривал свои находки и лишний раз убеждался насколько же я бездарен. Не складывалось картины! Что поделать... Отчаявшись, я отправился жаловаться к своей королеве. Тайра тоже посочувствовала, пожалела, кое-что посоветовала, тоже - так, по мелочи. А потом сказала: - Возьми-ка ты плащ, да отправляйся в горы. Я так и сделал. Там я, конечно, тоже сделал немало набросков: солнце на восходе, солнце на закате, горы под солнцем, пейзаж ущелья, пейзаж города с высоты. Ночи сейчас стоят холодные, я щёлкал зубами, но терпел. Совершенно измученный бессонными ночами и жарою дня, изнывшими от постоянных подъёмов и спусков ногами, спустя трое суток, я вернулся в город и, даже не заходя на море, завалился спать. "Горы не знают прямых линий" - пришла мне мысль во сне. Ну и пусть себе не знают! - перевернулся я на другой бок. Подумаешь, линии. И чего это я к ним так привязался? Но мысль не отпускала. Чертыхнувшись, я поднялся и сделал несколько набросков - по памяти: изгибы пластов на обнажениях пород, искривлённые ветви кустарника, бесформенные глыбы скал, зубчатые оконечности вершин, ещё что-то... Лёг и заснул окончательно - до самого утра. Что-то снилось мне тогда, и образ наползал на образ... А рано утром я, скрепя сердце, снова засел за свои эскизы. Вот тут-то оно и началось. Слуга с беспокойством унёс тарелки с почти нетронутым завтраком. С ещё большим беспокойством и даже каким-то ужасом обратил внимание на то, как, стоя посреди комнаты, я то безмолвно вожу по воздуху руками с шевелящимися пальцами, то с победным воплем лихорадочно черчу в блокноте. Я его видел... и в то же время не замечал. — 108 —
|