|
Но так как существует и обратное, не менее страстно отстаиваемое мнение, что Гоголь умер не в летаргическом сне, обратимся к болезни, по поводу которой нет противоречащих мнений, о депрессии, наблюдавшейся в обоих случаях. Как уже сказано, Марлен считает, что последние 30 лет на земле, она, “отдав свою волю депрессии” похоронила себя в своей парижской квартире. Литературовед В. Яковенко, один из биографов Гоголя, пишет в 1911, что уныние гасило творческию искру Гоголя постепенно; не внешние обстоятельства, а скапливавшиеся в течение последнего десятилетия разрушительные силы уныния, то есть, депрессии, сгубили гения. Марлен Дитрих только что рассказала нам, как она боролась с последствиями депрессии в послесмертии. В спиритическом сообщении Гоголь также расскажет о последствиях уныния, которые он встретил в послесмертии. Еще одно совпадение черт обоих, на этот раз не такое мрачное. И тот и другой отличались особой чувствительностью обоняния и оба переживали почти профессиональный интерес к еде. Короткая цитата из книги Марии Ривы “Marlene Dietrich”, рассказ о том, как мать о дочь бежали однажды от журналистов, обнаруживших присутствие звезды в одном из нью-йоркских ресторанов. “We took our subterranean escape through the Waldorf kitchens (Waldorf Astoria, New York) while the press lay in wait for Dietrich above. My mother sniffed the pungent aroma of garlic and thyme, calling to me over her shoulder: “They have Lamb Proven?al today. We have to order that! Smells good!” and disappeared into the service elevator.” Когда пресса залегла в ожидании выхода Марлен Дитрих, мы бежали через кухни Вальдорфа (ресторан Вальдорф Астория в Нью-Йорке), расположенные в подвале. Сбегая по лестнице и прислушиваясь к кухонным ароматам чеснока и трав, мать бросила мне через плечо “Готовят Баранину Провансаль, надо заказать, пахнет хорошо!” и юркнула в служебный лифт. Lamb Proven?al… Дочь Марлен Дитрих вспоминает также, что мать нередко заказывала из ресторана блюда, если ей нравилась реклама, блюда приносили, иногда она ела их, но чаще выбрасывала. Владимир Набоков написал целое эссе о носе Гоголя, который “смотрит на мир ноздрями”. Да и любому читателю “Мертвых душ”, или, скажем, “Старосветских помещиков” трудно не заметить как картины пахучей еды, которой Гоголь окружает своих героев, раскрывают их красками, недоступными психологическим портретам. Чего стоит один поросенок, начиненный гречневой кашей на обеденном столе Собакевича, которым тот угощает Чичикова! — 140 —
|