Наизнанку

«Сейчас башню из картошки начнет строить» - смеясь, подумал Колька.

- Слышь, Коль, чего я думаю… - он изобразил безразличие (так Снусмумрик учил правильно принимать чужие чудеса и открытия). При этом он уже купался, сливаясь своим весельем с маминым интересом, таким мило-привлекательным.

- … я вот думаю, говорят всегда детям «с едой нельзя играть». А ведь это самая естественная и распространённая игра. Все звери с едой играют. И все взрослые тоже. Салаты всякие делаем, супы. Режем по-всякому, смешиваем, варим, украшаем, раскладываем. Одни суши чего стоят, или винегрет. Получается…

- … во, надо говорить не «нельзя с едой играть». А «нельзя – не по-правилам». А устанавливать правила - взрослые себе захватили.

Мама и точно радовалась находке, как Женька - своей картофельной башне и летающей капусте.

«Эх, хорошо с ними!».

ГЛАВА 14. ЗЛОСТЬ

После развода и … лет отец стал заходить редко, и - всё реже. И обычно - очень поздно. Как он говорил – «заглядывать». Сам он, в общем, и не заходил почти. Появлялся краешком, телом. Было постоянное ощущение, что он сам - как спрятанный в лесу парашют разведчика - где-то далеко. От этого был он, как голый. Жался к стенам или в угол кухни. Общаться с ним и ему - было трудно. Колька кидался к нему своей нежностью, накопленным любопытством, но не попадал в него. Метался вокруг тела и возвращался, ни за что не зацепившись. Отец же был не здесь, и чего делать - не знал. Как говорят - был растерянным, хотя, точнее – спрятанным. По чуть-чуть проявлялась в нём старая знакомая ответственность (брр), так и не ставшая для Кольки привычной. Редко мелькавшее любопытство, так его радовавшее, быстро пряталось за эту ответственность и таяло. Хорошо, что отец, быстро выпив чаю, уходил.

Колька шёл к Женьке, обнимал его спящего своей нежностью и думал: «Хорошо, что он отца не знает толком». А хорошо ли?

А мама злилась. Как только папа звонил, что заедет… Когда он ушёл, мать тогда провалилась в муть и черноту и долго, с трудом, вылезала. И теперь, через … лет, это всегда наплывало на неё, но она боролась и смешивала с красным. Такая и была эта злость – чёрно-красная, мутная запёкшаяся кровь, окружавшая её. Так Колька убеждался в том, что иногда видел в школе и у уличных пацанов. Злость – это страх с активностью, активный страх… Мать плескала этим в отца и вокруг. А когда он уходил совсем, сначала бессмысленно пытаясь догнать его. А потом чернота и муть как бы оседали, оставляя активность почище, переходящую в несвоевременную, но полезную уборку, передвижки мебели и окончательно смываемую потом в ванной.