Месть еврея

— Нет! — крикнула графиня.

— О, нет! — энергично вторил ей отец Мартин.— Я могу засвидетельствовать, что Эгон счастлив, окру­жен любовью и заботами, да и сам он любит банкира так горячо, как только ребенок может любить отца, всегда снисходительного и доброго. Позвольте тоже оп­ровергнуть ваше обвинение Мейера в лукавстве. Увле­ченный страстями, он совершил преступление, о кото­ром сам скорбит, и всячески старается загладить его. Не знаю, известно ли вам, что Рауль соблазнил жену банкира, последствием чего был ребенок. Сначала Мейер выгнал ее, но потом простил ее, снова принял в свой дом и узаконил ее ребенка, которого воспитывает как своего собственного. На это способен лишь человек с высокой душой.

В то время как в кабинете решался этот важный вопрос, Рауль и Валерия сидели у постели Амедея. Очнувшись от продолжительного обморока, княгиня тот­час позвала мужа и бросилась в его объятия. Мрач­ное отчаяние Рауля пугало ее, и никогда молодые суп­руги не были так близки между собой, как в эту мину­ту тяжелого испытания.

— Ах, как жить с укором в душе, что убил невин­ного,— прошептал князь.

— Дорогой мой, Господь видит твою скорбь и со­жаление. Он знает, что подобного намерения не было в твоем сердце,— утешала его Валерия.— А теперь по­йдем к Амедею. Каждая минута, проводимая нами вда­ли от него, кажется мне преступлением.

Теперь оба они, удрученные горем, склонились над постелью маленького страдальца. Он лежал в полуза­бытье, с закрытыми глазами и тяжело дышал. С мучи­тельной тревогой они следили за каждым вздохом и движением ребенка, искаженное муками лицо которого уже носило печать смерти. Они не думали больше о сделанном открытии, что Амедей для них чужой и что он сын человека, причинившего им все это зло, забы­ли они, что их собственный сын здоров и невредим. Вся любовь и все помыслы их сосредоточились в этом «чужом», которого в течение шести с половиной лет они растили как своего сына. И вот он лежит теперь, сраженный пулей и рукой, всегда отечески ласкавшей его. Эти долгие, часы томительного бдения доказали им, что заботы и взаимная любовь связывают людей точ­но так же, как и узы крови, если не крепче.

Около семи часов вечера Амедей пришел в сознание.

— Папа! — прошептал он, страдальчески беспокой­ным взглядом смотря на князя.

Этот взгляд и призыв как ножом резанули Рауля по сердцу.

— Я здесь, дорогое мое Дитя,— сказал он, наклонив­шись, и две горькие слезы упали на лоб ребенка.