— Бедный Рауль,— прошептал граф, идя за женой, но, узнав признание Марты и все, что затем произошло, сжал кулаки.— Говори после этого, что г-н Мейер — не мерзавец! Ах, негодяй! Ты дорого заплатишь за свою месть! Бедный Рауль! На его месте я сделал бы то же. Разумеется, тяжело только, что вот ребенок подвернулся под руку. Хоть это не его сын, да все равно, черт возьми! И к собаке привыкаешь, а этого мальчугана он семь лет считал своим сыном. Ужасно! Прибытие Вальтера прервало их разговор. Старый друг был кратко посвящен в случившуюся историю и, взволнованный, пошел осматривать раненого мальчика. Пока врач исследовал раненого, Рудольф нагнулся к Раулю, по-прежнему молча и бесстрастно сидевшему в кресле, и пожал ему руку. — Мой бедный друг и брат, мужайся, не все еще потеряно. Ребенок жив, и может быть его спасут; но ты не в состоянии присутствовать при перевязке. Пойдем вместе к Валерии, ее нельзя покидать в такую минуту. Рауль встал и молча пошел за графом. Но Валерия все еще была в обмороке, и князь бросился в отчаянии на диван с глухим рыданием. А пока Рудольф приводил в чувство сестру, прибежала встревоженная Элиза. Помогая графу, она сказала, что у Марты, по приходе к ней в комнату, хлынула горлом кровь, и она упала в обморок, придя в себя потребовала священника, так как чувствовала, что умирает. Отец фон-Роте, за которым посылали камердинера Франца, прибыл и теперь исповедует умирающую. Лицо доктора Вальтера хмурилось, на лбу появилась глубокая складка, пока он осматривал Амедея. — Ну что, доктор? — спросила взволнованная Антуанетта, неотступно следившая за доктором. Вальтер покачал головой. — На мой взгляд, графиня,— сказал он,— рана смертельная. Я не могу дать вам ни малейшей надежды, впрочем, не хочу высказываться окончательно без хирурга. Пошлите за моим зятем, доктором Стекаром, он отличный хирург, но велите поторопиться. Со слезами на глазах пошла она приказывать послать за вторым доктором, а затем вернулась к кроватке Амедея, лежавшего без сознания, и не будь слышно по временам свистящего дыхания, его можно было бы считать умершим. — Бедный мальчик,— прошептала она, целуя лоб и неподвижную руку ребенка.— За что ты осужден страдать, ты —невинная жертва чужого преступления?..— и рыдания прервали ее. — Это в порядке вещей, графиня,— и доктор нахмурил брови.— Будем надеяться, что истинный виновник не избежит заслуженного наказания, и этот отец- чудовище поразмыслит в тюремном заключении о своем гнусном деянии. — 228 —
|