Не дожидаясь их ответа, он соединил их руки на застывшей груди усопшего малютки и ни тот, ни другой не сопротивлялись; оба были истомлены враждой и жаждали покоя. Рауль наклонился и поцеловал Амедея в лоб, затем уступил место Гуго, который со сжатым тоской сердцем прильнул губами к безжизненным устам ребенка. Это была его последняя и первая ласка сыну. Он поменял его без сожаления, не напутствуя его отцовским благословением, и увидел вновь только мертвым. Через несколько минут банкир выпрямился и подошел к Раулю. — Князь, я принимаю ваше великодушие и благодарю вас,— сказал он с чувством.— И вы, граф, простите меня, если в минуту раздражения я сказал вам что-нибудь оскорбительное для вас. Рудольф молча поклонился, зато Антуанетта протянула Вельдену обе руки. — Теперь позвольте мне уйти тем же путем, каким я пришел, через сад,— заключил Гуго.— Я расстроен и боюсь встретить кого-нибудь из слуг. — Пойдемте, сын мой, я проведу вас,— поспешно сказал отец фон-Роте. И он повел его лабиринтом комнат и внутренних лестнвд, через кабинет князя, как нам известно, в первом этаже, выходивший в сад. Молча, погруженный в раздумье, прошел банкир дом до памятной террасы, примыкавшей к комнате Валерии, где внизу, у винтовой лестницы, он обменял своего сына на сына князя. — Благодарю вас, отец Мартин, здесь уж я найду дорогу,— сказал банкир, прощаясь. Медленно, с подавленным сердцем, подошел он к террасе и вздрогнул. При лунном свете он заметил женщину, стоявшую, опершись на перила и опустив голову на руки. Ее длинные русые волосы рассыпались по белому пеньюару, а лоб был повязан компрессом. — Валерия! — почти невольно вскрикнул он. Молодая женщина вздрогнула, подняла голову и, увидев своего бывшего жениха, глухо воскликнула: — Вы здесь? Какая неосторожность! Что если Рауль увидит вас? — Успокойтесь, я сейчас был у князя, и мы расстались не во вражде. У тела несчастного ребенка мы подали друг другу руки. Муж вам все расскажет; но раз случай свел нас, Валерия...— Он приблизился и, тревожно взглянув ей в глаза, проговорил: — Скажите, можете ли вы простить мне все зло, которое я вам причинил в порыве слепой ненависти; не отвернетесь ли вы от меня с презрением и ужасом? Валерия подняла свои чудные голубые глаза на бледное измученное лицо Гуго, и чувство сострадания сжало ее сердце. — Да простит вас Бог, как и я вас прощаю,— сказала она, протягивая ему руку.— Если Рауль мог быть столь великодушен, чтобы простить вас и помириться с вами, что же могу сказать я, виновница всего, так как моя слабость и измена толкнули вас на зло. Каждый день я буду молить Бога послать вам, наконец, мир и счастье и избавить меня от упрека совести, что я сделала вас на всю жизнь несчастным и одиноким. — 237 —
|