Любовь его к маленькому Самуилу росла все более и более. Это было единственное существо, которое радовалось при виде его. С восторженным нетерпением ребенок караулил его и осыпал поцелуями. — А все же настанет время, когда и ты будешь меня ненавидеть,— порой говорил себе Самуил, поглаживая русые кудри ребенка.— Ты не простишь мне никогда, что я так долго лишал тебя твоего положения и титула, и будешь краснеть от стыда, что любил и считал своим отцом презренного еврея. Порой, когда мальчик, утомленный играми, взбирался к нему на диван и засыпал, положив голову на его колени, Мейер горячо желал, чтобы истина не обнаружилась никогда. Следствием этих чувств и горьких дум было то, что в глубине души своей Самуил чувствовал, что глубоко несчастен. Не раз его брало искушение застрелиться, чтобы избавиться от мучительно преследовавших его мыслей и ускорить наступление того момента, когда всему настанет конец, когда вместе с телом исчезнет и самая способность думать. Мысль о полном уничтожении за гробом была его утешением и надеждой, а чтобы лучше убедиться в истине этого предположения, он жадно поглощал сочинения, в которых ученые доказывали, что кроме материи нет ничего. Вся эта внутренняя работа его души выражалась лишь чрезмерной любовью к уединению. Самуил совершенно порвал все сношения, кроме деловых, с аристократическими домами, которые посещал в былое время. С финансистами, его коллегами, он ограничился визитами и необходимыми деловыми беседами. Один лишь барон Кирхберг общался с банкиром. Избегая празднеств и больших приемов, он продолжал видеться с бароном, который всегда оказывал ему особое расположение и сам часто навещал его, подсмеивался над его затворничеством и старался победить его материалистические убеждения. Около того времени, когда Рауль познакомился со спиритизмом в Париже, барон Кирхберг заехал как-то к Самуилу. Барон, сохранивший всю живость своего характера, казалось, был очень чем-то озабочен. — Я полагаю, мой милый Вельден, что настал момент победы,— сказал он, опускаясь в кресло и потирая руки,— я радикально уничтожу ваши ненавистнические материальные и атеистические идеи. Я надеюсь убедить вас, что не все кончается со смертью тела и наш маленький мозг не есть главный двигатель, мыслящий и действующий в нас, и вы будете вынуждены отказаться от многих других ужасов, которые считаете непреложной истиной. — 166 —
|