Месть еврея

Это известие как громом поразило князя. Он не до­пускал мысли, что Валерия покинет своего единственно­го сына, делая его словно ответственным за подозрение, запятнавшее ее честь... Лишь действительная непороч­ность могла так глубоко чувствовать несправедливость обиды, и это еще более заставило его верить в неви­новность жены. А вместе с тем в сердце его пробудилось чувство любви и сожаления к бедному ребенку, отверг­нутому отцом и матерью; и потому он просит ее безотла­гательно прислать ему Амедея с его бонной.

Антуанетта ответила ему дружеским письмом, в котором выражала свою радость по поводу его добрых чувств к сыну, и писала, что сама с удовольствием при­везет к нему сына, так как старый граф болен и, желая посоветоваться с парижскими докторами, отправляется в сопровождении всей семьи в Париж.

Лихорадочное нетерпение овладело Раулем при этом известии. Он не мог дождаться минуты, когда увидит своих, и тотчас сделал все нужные распоряжения, чтобы поместить их у себя в отеле. Он приехал на дебаркадер гораздо ранее прибытия поезда, и сердце его сильно за­билось, когда в толпе приехавших он увидел Антуанет­ту, которая вела за руку Амедея. Ребенок сразу узнал его и с криком «папа, милый папа» кинулся к нему.

Рауль позабыл все свои подозрения, поднял его на ру­ки и покрывал поцелуями. Но когда старый граф ушел, а Рудольф отправился пофланировать по бульварам, Рауль облегченно вздохнул и подсел к графине.

— Поговорим. У меня есть, о чем рассказать и кое о чем расспросить. Во-первых, видела ли ты Валерию и как она себя чувствует?

— Я не раз посещала ее в изгнании. Здоровье ее хорошее и похорошела она удивительно, а между тем, как это ни странно, душа ее больна.

Князь рассказал про свои попытки примирения и показал полученный ответ.

— Этот отказ с ее стороны нимало не удивляет,— грустно ответила Антуанетта.— Я не узнаю прежней Ва­лерии. Эта любезная, отзывчивая, снисходительная жен­щина, готовая всегда и во всем простить, стала раздра­жительной, черствой и даже злобной. На ее обворожи­тельном личике застыла холодная неподвижная суро­вость, она целыми днями проводит лежа на кушетке, смотря в пространство и погруженная в мрачные думы. Никакие мои убеждения повидаться с сыном, отцом и братом не подействовали. Она не может им простить, что они поверили в ее виновность. Изредка она еще справля­ется об Амедее, а твое имя запретила даже произносить.

Рауль провел рукой по огорченному лицу.