|
— Я пойду на берег, — сказал Рафи. Ему захотелось побыть одному. — Иди, иди… Дорогу‑то найдешь? Рафи усмехнулся. — Найду. Он вышел из хижины. Неторопливо добрел до самой кромки воды, нашел подходящий камень и сел на него. У самых ног шелестело море. Рафи представил себе слепящее солнце, блики на ярко‑синей воде, на которые, наверное, больно смотреть, холодные брызги на лице, когда лодка скулой встречает волну, свежий, упругий ветер и постепенно удаляющийся берег за кормой. Он представил себе это настолько четко, будто когда‑то уже видел эту картину. Но он никогда не был на море. Лишь путешествуя с цирком, несколько раз выступал в приморских городках. Но никогда не выходил на берег. Всегда было не до этого. Нужно было готовиться к бою, потом отдыхать от боя… Он подумал о том, как много всего упустил в этой жизни. Что принесла ему коррида? Краткий миг славы? Деньги? Пьянящую радость, которую дает чувство победы? Да, конечно, все это было. Но разве это важнее, чем несколько мгновений, проведенных в одиночестве на берегу моря? Разве это важнее, чем вкус мягких губ любимой? Или важнее, чем плечо друга в трудную минуту? Нет. Конечно, нет. Тогда почему он так легко отказался от всего этого ради бессмысленной погони за возможностью убивать быков? Почему? Чего он добился тем, что не проиграл ни одного боя? Луис мертв. Юный Мигель мертв. Вероника ушла к его другу потому, что он даже не замечал ее, поглощенный только мыслью о быках. Он потерял друга. И не только из‑за Вероники. А если быть совсем честным, то и вовсе не из‑за этого. Из‑за собственной гордыни. И, пожалуй, зависти… Коррида. Все благодаря ей. Не будь этого неуемного пустого стремления убивать быков, не было бы и всего этого. Черт, да ведь он и зрение потерял из‑за того, что хотел стать матадором! С другой стороны, подумал Рафи, не встань он на этот путь, он бы не встретил ни Марию, ни Веронику, ни Мигеля… Ни одного из тех людей, с которыми свела его судьба за эти годы. Так в чем же дело? Где ошибка? Этого Рафи не знал. Вернее, где‑то в глубине души была догадка. Ее слабая, неуловимая тень. Но зацепиться за нее он не мог. Рафи вздохнул. Слишком многого он лишился в этой жизни. И неизвестно, сможет ли когда‑нибудь наверстать упущенное… «Ни одного быка больше», — сказал он себе. Ни одного убийства. Он мог бы стать легендой, но отказался от этого. Отказался, когда, гонимый обидой, ушел из столицы. И это был, пожалуй, один из самых правильных поступков. Теперь он был укорен в этом. Если бы только не юный Мигель… Искупить эту вину он не сможет никогда. Хотя исправить другие ошибки будет тоже очень непросто. Но он посвятит свою жизнь этому. Пусть даже не сможет видеть. Пусть навсегда останется одиноким бродягой. Он постарается исправить все. И, кто знает, может быть, когда‑нибудь и смерть Мигеля будет оплачена по счету. — 76 —
|