|
Лебедько, к тому времени смекнувший уже, что на веранде шибко не разгуляешься и, присевший, было, в кресло, на этих словах вскочил как кипятком ошпаренный: «Виноват, я вот, очень даже прислушиваюсь!», - «Ну, вы - один из немногих, можно сказать, редкое ископаемое, - довольный таким оборотом речи Яков Аркадьевич продолжил уже с воодушевлением — любому философу, культурологу или, допустим, социологу ясно как день, что нет такой точки, из которой можно было бы взглянуть на человека, на общество и на историю свысока, либо просто отстраненно, извне. Любая человеческая мысль не существует в вакууме, появляясь неизвестно откуда, но сама принадлежит социуму и истории, представляя собой способ и форму общественно-исторического движения. То, что мысль осознает себя в качестве принадлежащей социально-историческому действию, дает нам возможность не заблуждаться на свой собственный счет и, одновременно, более активно участвовать в этом движении. Признание нашей погруженности в социально-историческую ситуацию приводит, как вам, молодой человек, уже то открылось, к пониманию нашей тотальной зависимости от существующих идеологий, экономических и политических отношений. Однако же, это не повод для пессимизма. Скрывая или избегая само то, что психика обусловлена социально и политически, мы способствуем, тем самым, не только консервации проблем, но и стремительному нарастанию их. Все вытесненное - обязательно возвращается, причем в измененной и усиленной форме. Концепция «политического бессознательного»[7], - не поленитесь, товарищ, осведомиться на счёт этого термина в Википедии, будучи основанная на фрейдо-марксизме[8] и постструктурализме[9], определяет всю историю человечества, как коллективное повествование, связывающее прошлое с настоящим. Тема же этого повествования такова: коллективная борьба, цель которой - вырвать царство Свободы из оков царства Необходимости». Ох, как оживился наш герой, услышавши в свой адрес сокровенное обращение «товарищ». Мысль его закрутилась калейдоскопом, заплясала вприсядку, явив, в результате, короткое и ясное понимание: «Вот на этом-то, дядя, мы тебя и возьмём!» Внешне же, Лебедько ничем себя не выдал, а напротив, сделал некоторое движение головою и посмотрел в глаза Дознера очень значительно, показав во всех чертах лица своего и в сжатых губах такое глубокое понимание, каковое может быть, разве что между двумя, скажем, эссерами-бомбистами, идущими устраивать государственный переворот. Хозяин понял этот взгляд, и как он не был степенен и рассудителен, но тут чуть не произвёл даже скачок со своего кресла по образцу козла, что, как известно, производиться только в самых сильных порывах радости. Произведши сей маневр, Дознер придвинулся, насколько возможно, к гостю и зашептал тому на ухо самым, что ни на есть заговорщическим тоном: «Представьте, товарищ, ведь ежели нам удастся каким-то манером организовать хотя бы часть психологов на свою сторону, а это десятки, если не сотни тысяч специалистов, то мы получим огромнейший потенциал, с ещё более огромной сферой влияния, который будет работать уже не на капиталистическую машину, а на её альтернативы. Под альтернативой мы, конечно же, не имеем в виду печальный опыт социализма в России, ибо опираясь на работы передовых философов, могу вам с очевидностью доложить, что этот опыт не мог быть тогда иным. Мы будем вместе искать альтернативы, дабы добиться для себя и окружающих нас людей всё больших степеней свободы в той самой Матрице, действуя при этом не из позиции «спасителя мира», которая, как вы совершенно метко подметили, заведомо провальна, а из какой-нибудь другой позиции», - последнюю часть предложения хозяин как-то скомкал, так что у приезжего сложилось мнение, будто тот и сам не додумал её до конца. Перенявши тон заговорщика, он также шёпотом спросил: «А какие вы можете предложить альтернативные позиции?», - здесь Яков Аркадьевич несколько замешкался, однако же, уронить лицо ему было решительно невозможно, а посему, он поспешил высказаться на сей счёт следующим образом: «Ну, например, позиция против капитализма может быть и просто лично мотивированной: я не хочу быть чипированным, зомбированным, не хочу отдавать свой труд, свою энергию и силы бездушной машине капитализма, а хочу жить в одушевлённом мире свободы, равенства и братства». — 62 —
|