|
«Многие спекулируют на том, что, дескать, наука не может объяснить сам акт Творения. И даже физическая теория Большого Взрыва не до конца удовлетворительна, так как сей взрыв мог произойти спонтанно, а мог - и по некой высшей воле. Верующие, например, решительно не принимают идею спонтанности», - рассуждал Лебедько. Райкин подхватил его мысль с полуслова: «Во-первых, какие они верующие? Это просто люди, которым в их картине мире обязательно необходима причина, а ещё более того — Отцовская фигура, на которую можно было бы спихнуть ответственность за какие-то правила и надежды на личное благополучие. Типичная инфантильная позиция. А, во-вторых, в рассуждениях о Творении обычно забывают о категориях трансцендентности[24] и имманентности[25]. Ежели существует некий трансцендентный источник, то что-либо говорить о нём совершенно бесполезно, именно по причине его трансцендентности, даже само предположение «если существует». Мы принципиально не можем трансцендентному придать какой-то образ, либо хоть как-то помыслить о нём, ибо трансцендентное - вне Символического и Воображаемого регистров нашего сознания. Ну, а ежели мы пытаемся придать ему какой-то образ или помыслить — то сей источник, как ни крути, уже становится творением человека, то есть набором картинок, звуков и ощущений». «Что же такое настоящий верующий или атеист?». Священник несколько времени сидел молча, затем медленно и задумчиво произнёс: «Вопрос веры может быть решён тем самым актом чистой воли, о котором я уже говорил. Сей акт приводит к вере в наличие или отсутствие источника творения, но — при абсолютно вменяемом понимании негарантированности того, что этот выбор будет верным. И, ещё раз повторяю, что этот выбор страшен, так как сделавший его вынужден полностью подчинить свою судьбу и систему ценностей этому выбору. Это удел единиц. Подавляющее же большинство — не верующие и не атеисты, а просто суеверные люди с совершенной кашей в головах, не дошедшие до предельного понимания негарантированности волевого выбора». «Вы-то сами такой выбор сделали?», - вопрошал Владислав Евгеньевич. «Естественно, нет, также, как и вы, также, как и большинство людей в нашем мире. К тому же, я, отнюдь, не фанатик, каковым всячески пытаюсь себя выставить публично. Ведь, давайте рассудим, что значит сделать подобный выбор. Выбор в сторону современности, ну, или постмодернизма, влечёт за собой признание того, что единственной неоспоримой ценностью является человеческая жизнь. И своя, и любая другая конкретная. Выбор же в пользу традиционализма, а, стало быть, религии, влечёт за собой, напротив, признание того, что человеческая жизнь никакой ценности не имеет. А ценностью является лишь обожение, или спасение, или же, ежели хотите, просветление, как в экзотических случаях. И этот выбор полностью оправдывает и инквизицию, и религиозные войны, и разного рода священный джихад, не ставя жизнь человеческую ни в грош. Причём, и свою также. Способны вы на такое? Я — нет. Хотя и утверждаю на телевидении, будто предметы культа намного ценнее человеческой жизни. Но это, как вы, надеюсь, понимаете, просто поза для публики. Не могу я принять и выбор в пользу современности, ибо тогда я вынужден буду бесконечно ценить и свою жизнь, и жизнь любого другого человека. На сиё у меня сил пока не хватает. Теперь вы понимаете, сколь неимоверно сложен вопрос о вере и атеизме? Обе позиции — это подвиг, до которого подавляющее большинство человечества попросту не доросло. Но вот для того, чтобы понять эту сложность дорастают уже многие, и мы с вами, с разных, конечно, сторон, способствуем тому, чтобы количество и качество осознающих людей росло». — 155 —
|