|
Аня Муромцева слушала очень внимательно и, казалось, полностью понимала речи нашего героя, столь похожие сейчас на бред. Наконец, она спросила: «Что же это за система ценностей, которую сейчас страшно отслоить, когда вы висите на этом кресте?» Лебедько шумно выдохнул: «Психоаналитическая и философская система ценностей», - «А ежели она отслоится, ежели вы оставите её там — на кресте — что будет?», - «Будет меньше буквализма и больше свободы в том, чтобы этой же системой координат оперировать, но не привязываться к ней. Персоны — это инструменты. Они должны быть, как набор масок, которые хранятся в сундуке и надеваются лишь по случаю. Маска должна быть на резинке, а не на клею. А она, как правило, на клею». Руки Лебедька дрожали, девушка положила на них свои тёплые ладони и спросила: «Что страшного, если отслоится именно эта ваша персона?», - «Это потеря образа себя, которым я жил последние годы, который намаливал, с которым сросся, который воспринимал серьёзно, в который верил, в конце концов. Я теперь понимаю, что такое вера. Вера в психоанализ — это тоже вера. Такая же, как православная или мусульманская, за неё тоже можно пойти на костёр... И в то же время, это — маска. Вот ведь парадокс. С одной стороны, вера — это нечто святое и незыблемое, а с другой стороны — просто инструмент. И всё это в один и тот же момент... Мне кажется, что я погрузился столь глубоко, что вижу сейчас весь комизм человеческих противоречий. Вера — православная, атеистическая, психоаналитическая, марксистская, капиталистическая, это, с одной стороны, игра, но игра не на жизнь, а на смерть. Интеллектуально это многие понимают, я же сейчас не только понимаю, но и переживаю это. Допускаю, что очень поверхностно. Вера даёт силу и ресурс на определённый образ жизни, вот что это такое. Любая вера, за которую ты готов пойти на костёр. А у каждого человека есть что-то, за что он готов. У каждого! Даже у самого последнего труса и идиота, потому что в этом опора его жизни, опора его личности, его образа себя, ощущений себя. Но парадокс в том, что признав это до мозга костей, мы можем отслаивать всё это, как маски. А в том, что высвобождается уже за маской — огромная энергия. Здесь игра идёт по-крупному. Вот я ввязался в такое предприятие, где идёт игра с культурной доминантой, которая содержит обалденное количество энергии. Тут открывается доступ к термоядерным архетипическим реакторам». Внучка писателя, сидевшая до той поры недвижно, вдруг заговорила сама, подхватив тот мотив, который затронул Владислав Евгеньевич: «В скором времени очень многим людям эта энергия понадобится. Людям, которые пройдут испытание своими персонами и смогут оставить их, образно говоря, на крестах. Тогда эта энергия понадобится им в том мире, с которым они столкнуться. В мире, где нет ни добра, ни зла, но есть энергия. Доступ к силе. В разное время, люди пытались по-разному подойти к этому. Алхимики — по-своему, люди, добравшиеся до вершин социальной лестницы — тоже по-своему. Сам путь к этой силе требует чрезвычайной дисциплины: дисциплины тела, дисциплины ума, дисциплины чувств. Именно поэтому нельзя снимать персону раньше времени, это страшно и даже смертельно. Без строгой дисциплины совладать с энергией, которая стоит за всеми персонами, невозможно, поэтому она и воспринимается людьми в виде чудовища или даже как проявление дьявола. Но дьявол — это тоже творение человеческого ума». — 159 —
|